Название | Подлинная история графа Монте-Кристо. Жизнь и приключения генерала Тома-Александра Дюма |
---|---|
Автор произведения | Том Рейсс |
Жанр | Биографии и Мемуары |
Серия | |
Издательство | Биографии и Мемуары |
Год выпуска | 2012 |
isbn | 978-5-386-08334-2 |
Правительство Людовика XVI поддерживало американцев, чтобы отомстить Англии за сокрушительное поражение Франции в Семилетней войне – за потерю французской Северной Америки и унижение во французской Индии[328]. Для министров в Версале Американская война за независимость была самой последней битвой в глобальной борьбе двух стран за торговое и колониальное могущество – противостоянии, которое продолжалось целый век. Англия вышибла Францию из обеих Америк в 1763 году. Франция надеялась отыграться в 1778 году.
Однако у французских офицеров-аристократов, которые добровольцами отправлялись сражаться за американцев (маркиз де Лафайет был лишь самым выдающимся из многих волонтеров), имелись более личные мотивы, нежели только геополитические соображения. В их среде господствовало определенное нетерпение, ведь более чем десятилетний мир давал им крайне мало шансов проявить себя. Разносторонняя подготовка у Ля Боэссьера ориентировалась вовсе не только на дуэли в пригородных садах. Война в Америке могла стать единственным шансом французских дворян познать упоение битвой. Но еще сильнее любви к войне было желание их поколения почувствовать на собственном опыте восхитительную политическую концепцию, которую американцы практически присвоили себе, – патриотизм[329].
Быть патриотом значило следовать последнему писку парижской моды. И никто не восхищался американскими патриотами больше, чем либеральные представители французской аристократии. С их точки зрения, гордые колонисты противостояли деспотизму Георга III. Французская знать особенно солидаризировалась с борьбой американских колонистов против налогов[330]. Как и движение против рабства, Американская революция превратилась в метафору для описания того, что французы думали о своем собственном положении, в образец для борьбы просвещенного дворянства против замшелой монархии. (Подобный «перенос понятий» также характерен для начала французских отношений с Америкой по схеме «любовь/ненависть».)
Внезапно парижская мода – поводырь для французского общественного мнения – подхватила стиль «à l’Amérique» («на американский манер»): портные шили «повстанческие кителя» и «платья с молниеотводами» (в честь Бена Франклина, с двумя проводками, свисающими до земли[331]). Парикмахеры создавали прически «à la Boston» («на бостонский лад») и «à la Philadelphie» («на филадельфийский лад»). Модистка королевы сделала шляпку «à la John Paul Jones»[332] («в стиле Джона Пола Джонса») – в виде яркого плюмажа, которым Ее Величество очень хотела бы увенчать
326
327
328
329
К французским отрядам, сражавшимся за американскую независимость во время осады Саванны (Джорджия) в 1779 году, относился батальон свободных негров[Michael Lee Lanning, African Americans in the Revolutionary War, с. 85.] и мулатов из Сан-Доминго. В их число входили будущий французский правовед и бывший раб Жан-Батист Беллей, а также будущий король Гаити Анри Кристоф.
330
Патриоты Новой Англии имели немало общего с французской знатью в том, что касалось недовольства налогами: представители обеих социальных групп считали, что платят казне слишком много, а на политическом уровне представлены недостаточно. Однако если изучить налоговые ставки Британской империи в 1760—1770-х годах, выясняется, что колонисты Новой Англии – самые бескомпромиссные патриоты – относились к числу тех британских подданных, которые платили меньше всего налогов. Они выступали против «налогообложения без представительства», но даже это было не совсем точным. Из-за того, как работала британская парламентская система, многие подданные короля в Англии были представлены в законодательном органе не лучше колонистов, и притом платили гораздо более высокие налоги. Аналогичный парадокс существовал во Франции: знать платила по более низким ставкам, чем остальное население, и благодаря судам-парламентам была представлена лучше, чем большинство других французских подданных. Тем не менее дворяне принадлежали к числу самых пылких патриотов Франции и сделали для прихода революции не меньше, чем представители любой другой социальной группы.
331
332