Гобелены Фьонавара (сборник). Гай Гэвриел Кей

умолк и долго еще играл ту же мелодию без слов, и она точно перемещала его в иные времена, действовала на него так, как не действовало ничто другое из написанного им за всю его жизнь; в ней было все, что произошло и происходило с ним сейчас, и глупые слезы текли и текли у него по щекам. Особенно больно щемило сердце, когда в его собственную мелодию вплеталась другая – прекрасная и до предела насыщенная воспоминаниями: это был фрагмент из второй части фа-мажорной сонаты Брамса для виолончели.

      Звуки лились, чистые, незамутненные, хотя свет свечей расплывался у него перед глазами, когда он вспоминал, как Рэчел Кинкейд играла эту пьесу на выпускном экзамене, и в этих звуках он давал выход горю, которое, в сущности, было не совсем его горем.

      И «Песнь Рэчел» звучала в темной харчевне, и спящие заворочались беспокойно, ибо печаль проникла даже в их сны. А те, кто не спал, слушали ее точно завороженные, припоминая свои собственные утраты. Мелодия проникла и в верхние помещения, и на площадке лестницы, держась за перила, стояли две молодые женщины и плакали, теперь уже обе. И даже сквозь запертые двери комнат наверху просочилась эта печальная мелодия, туда, где сплелись на постелях тела, уставшие от любовной игры. И музыка вылетела из открытых окон в ночь и полетела по притихшему под широким звездным небом городу.

      И тогда на темной мостовой перед дверями таверны остановился вдруг прохожий, помедлил, но внутрь так и не вошел. Улица была пуста, ночь темна, и вокруг никого. Человек этот долго слушал льющуюся из открытого окна мелодию, а когда она смолкла, тихо пошел прочь. Он сразу узнал ее: он не раз слышал ее прежде.

      Так Пол Шафер, который только что сбежал отсюда, испугавшись женских слез, и теперь проклинал себя за эту глупость, окончательно выбрал, куда ему идти. И больше уж назад не поворачивал.

      Какое-то время вокруг была только тьма да паутина улочек, потом знакомые ворота, освещенные факелами, потом снова тьма тихих коридоров и переходов, где слышны были лишь его шаги… И все время в ушах его звучала та музыка. Он нес ее с собой – а может, она несла его по волнам воспоминаний? Что, впрочем, совершенно неважно.

      Он шел тем путем, который уже был ему знаком, и в некоторых залах еще горел свет, а некоторые были совершенно темны, и кое-кто еще вел за запертыми дверями ночные разговоры, но никого не было в коридорах Парас Дервала в ту ночь, кроме него.

      И он пришел как раз вовремя, неся в себе эту музыку и свою утрату и сам уплывая на волнах печальной мелодии, и осталось время еще минутку помедлить перед дверью, из-под которой выбивалась узкая полоска света.

      Дверь ему отворил тот тип с темной бородой, Горлис, и какое-то время он еще помнил, что не доверяет этому человеку, однако вскоре думать об этом перестал, ибо в данный момент все это уже не имело особого значения, и этот Горлис был ему безразличен.

      А потом он встретился глазами с королем и увидел, что король уже все знает откуда-то, знает и не имеет сил отвергнуть то предложение, которое он, Пол, сейчас сделает ему, и он это предложение сделал:

      – Сегодня я намерен отправиться к Древу Жизни, чтобы подменить там тебя, господин мой.