Последний остров. Василий Тишков

опоздал, однако.

      – Ага. Зато здесь успел. С кем олениху-то кокнул?

      – Пустое мелешь, не я брал олениху.

      – А откуда знаешь?

      – Откуда и ты… Ладно, Михалко, хватит лясы точить. Уходи от греха.

      – Не уйду!

      – Мужики вон идут. Побьют тебя.

      – А ты заступишься.

      – Эвон! Может, я первый погубитель в деревне?

      – Врешь, Тимоня! Ты же в Гражданскую и после, когда коммунаров казнили, не стрелял в деда Якова.

      – Так дурная ж война была… – раненым быком замычал Тимоня. – Брат на брата шел. Што ты знаешь?

      – Знаю. И счас война. Еще похлеще. А я, может, теперь один за всех коммунаров отвечаю. Понял?

      – Уйди, Мишка!

      – Уйти и молчать? Ладно, уйду. Много вас на одного-то. Но молчать, однако, не в моих правилах, – Мишка и в самом деле начал медленно отступать. Хоть и боялся он споткнуться, пятясь-то, но и сводить глаз с посеревшего лица Тимони было нельзя ни на секунду. – Кнутик я на память возьму. Хороший кнут у тебя, Тимоня, семиколенный, и колечки медные, не заржавеют… А лес у пожарки сгрузите. И вторую ездку сегодня же сделаете. Тут ведь езды-то…

      Подошедшие мужики остановились в замешательстве, не узнав Мишку в его новой форме. Этим и воспользовался Мишка. Он резко, с оттяжкой, как это делают пастухи, хлестанул кнутом. Рассекая воздух, бич хлопнул ружейным выстрелом. Тощий Кила аж подскочил, будто его жиганули каленым прутом по запяткам.

      – Бог в помощь, разбойнички! – Мишка хохотнул, сделал еще пару шагов встречь мужикам. – Долго валандаетесь. Антипов уже получил в Совете на вас деньги за перевоз. Солдаткина не хотела давать, да я уговорил, ведь лес-то вы седни весь к пожарке перетащите. Еще Антипов просил передать, как освободитесь, так сразу к нему на хутор. Они там с Лапухиным овечку зарезали и вина две четверти приготовили. Пир вам устраивает Антипов и полный расчет за работу. Ну а я досмотрю, как вы работу справите… – он еще с большим шиком, подшагнув к мужикам, хлестко выстрелил кнутом перед самыми их носами. Мужики отшатнулись и заслонили глаза руками, а когда опамятовались от такого нахального поведения молодого лесника, того и след простыл.

      Исчез Мишка как сквозь землю провалился. Диковато заозирался Корней, даже под телегу заглянул, плюнул с досады, выхватил с воза топор, но его осадил Тимоня:

      – Охолонь, сват… Умойся дожжичком-от.

      Сам Тимоня стоял, облокотившись на бревна, задумчиво глядел сквозь дождь, в его глазах мелькали искорки смеха и досады, знать, сильно понравилась ему отчаянная выходка Мишки Разгонова: «Ить чо творит, паршивец, сурьезных мужиков с носом оставил. Таперича, крути не крути, по его делать надо».

      – Чо делать-то будем? – спросил вконец удрученный случившимся Корней. – Куда лес-от повезем?

      – Ты што, и на ухо слаб ишо стал? – криво усмехнулся Тимоня, намекая на изъян одноглазого свата.

      – Но-но!

      – Не запряг понужать-то. Слышал же: Танька Солдаткина деньги выдала.

      – У-у! Гаденыш…

      – Кто?

      – Антипов…