Драконья доля. Надежда Кузьмина

я.

      И получила в ответ резкое и окончательное:

      – Нет.

      Может быть, поэтому, когда Варек предложил мне заработанное не забирать, а оставить в деле, чтоб на каждую монетку за год ещё одна набежала, я отказалась. Потому как никто не знает, сколько он мне платит и платит ли вообще. А если брать деньги не буду, а потом весной попрошу сразу семьдесят серебрушек, а он мне их отдавать не захочет – что тогда? Вступиться за меня некому. А так получится, что он мне при любом раскладе больше чем за неделю не задолжает. Только где хранить деньги? Закуток под лестницей с деревянной щеколдой на гвозде надёжным местом никак не казался. И всюду сновал народ. Да ещё тётка Марка с меня глаз не спускала. Выходило, что нужно деньги – а у меня и было-то всего пять монеток – при себе держать. Я решила, что сошью мешочек на шею, и там вместе с бабушкиной цепочкой, которую не снимала никогда, и стану носить мои серебрушки и мамины бусы. А то, если пропадут, ничего у меня от мамы не останется.

      Иногда по вечерам, пока горела масляная лампа, я вертела в руках тот исписанный лист. Первое слово я разобрала – «дорогая». А вот второе было именем – то ли Алима, то ли Алиша. Дальше буквы были мелкими и наклонными, я путалась, но пыталась понять. Сама накрутила целую историю, почему тот, кто писал, уехал от своей жены или невесты и что он ей сказать хочет. Слова были длинными, звучали непривычно. Например, драгоценная и незабвенная. У нас так не говорили.

      Погода переменилась, и впрямь началась осень. Жара ушла, сменившись хмарью и моросящим дождём. Если раньше я сомневалась, уйти или остаться, то теперь просто радовалась, что у меня есть тёплый угол и мягкий тюфяк. И старательно помогала тётке Марке рубить капусту для закваски и солить в больших кадушках грибы, которыми сейчас торговал каждый второй. И мужики, и бабы. Я завидовала – мне тоже хотелось в лес, засиделась я в четырёх стенах, но понимала, что не отпустят.

      Может, тут хороших да безотказных работниц не так уж много, хоть село на вид и велико?

      Смуту в установившийся безмятежный душевный лад внесла неожиданная встреча прямо во дворе трактира. За углом коровника меня подкараулила незнакомая старуха – сгорбленная, в закрывающем лоб и щёки чёрном платке. Вцепилась в руку и забормотала:

      – Уходи отсюда, деточка! Беги, пока не поздно! Не то сожрут тебя звери лютые, только косточки да останутся! А душа белая пропадёт навек!

      Я остолбенела. Бабка больно сжимала моё предплечье, глядела пронзительными глазами, даром, что на одном было бельмо, и продолжала причитать:

      – Беги, беги отсюда, деточка! Не дай сгубить себя, как других сгубили!

      – Кого сгубили, бабуля?

      Ответа я не получила – из-за угла широким шагом вылетел Иргай, грубо схватил старуху за плечо, встряхнул и поволок к воротам:

      – Опять привалила, ведьма сумасшедшая! Говорил, не ходи сюда больше! Сейчас ты у меня получишь! – Обернулся: – А ты иди коров дои. Что, ненормальных не видела?

      Я кивнула и заторопилась в хлев. Но осадок остался… Странно это всё как-то…