Монах. Анаконда. Венецианский убийца. Мэтью Грегори Льюис

спустя тот поднял глаза и печально устремил их на стену напротив.

      – Да! – сказал он с глубоким жалобным вздохом. – Я вижу, сколь счастлив твой жребий и сколь горестен мой! Мысли я подобно тебе, какое счастье было бы мне даровано! Когда б судьба сподобила меня глядеть на род людской с отвращением и скрыться в безлюдной глуши, забыв, что в мире есть те, кто достоин любви! О боже! Сколь сладостным даром была бы для меня мизантропия!

      – Какая странная мысль, Росарио! – сказал настоятель и вошел в грот.

      – Вы здесь, святой отец? – вскричал послушник.

      И, в смятении вскочив со скамьи, торопливо опустил капюшон на лицо. Амбросио расположился на дерновой скамье и усадил юношу подле себя.

      – Негоже пестовать в сердце склонность к меланхолии, – сказал он. – Что могло представить тебе в столь благоприятном свете мизантропию, самое мерзкое из чувств?

      – Чтение вот этих стихов, отче, коих до сих пор я не замечал. Яркость лунного света позволила мне разобрать строки, и – о! – как я завидую писавшему их!

      И он указал на мраморную плиту, вделанную в противоположную стену. Насечены на ней были следующие строфы.

      Надпись в приюте отшельника

      Ты, что читаешь надпись эту,

      Узнай, не совести мученья

      Меня навек подвигли свету

      «Прости» сказать.

      И в пустыни уединенья

      В тоске искать.

      Мир бросил я по доброй воле:

      Гордыне, злобе, плотской страсти

      И знать, и чернь все боле, боле

      Там преданы.

      Увидел торжество я власти

      Сил Сатаны.

      Червем сердца там зависть гложет,

      Там люди все – рабы порока,

      Там лишь безумец верить может

      Любви и чести.

      Ждать смертного не стал я срока

      Там с ними вместе.

      Мне меланхолия, веселье

      И все соблазны жизни прежней

      Равно чужды. В подземной келье

      Дни провожу,

      Молясь, трудясь – и безмятежней

      На мир гляжу.

      Не роскошь, а покой и вера,

      Иного сердце и не хочет.

      Мне тесная моя пещера

      Милей дворца.

      Лишь об одном я дни и ночи

      Молю Творца:

      «Дай в чистоте мне жить безгрешно,

      Страстями душу не пятная,

      Над искушеньями успешно

      Брать верх в борьбе.

      И дай сказать мне, умирая:

      Иду к Тебе!»

      Коль юн ты, путник, и сомненьем

      Не удручен еще, прочтешь ты

      С беспечным смехом и презреньем

      Мою мольбу.

      Но если в горести клянешь ты

      Свою судьбу,

      Иль ты познал любви мученья,

      Иль милости не чаешь в Небе,

      Иль тяготят тебя гоненья

      Судьбины злой,

      О, как тебе завиден жребий

      Быть должен мой!

      – Если