Монах. Анаконда. Венецианский убийца. Мэтью Грегори Льюис

чиста, прекрасна.

      Счастьем стать могла супруга,

      И любили б вы друг друга.

      Но увы! Не будет так:

      Вот черта – зловещий знак!

      Сластолюбец и с ним ад

      Гибелью тебе грозят,

      Ты снести не сможешь горя

      И с землей простишься вскоре.

      Чтоб судьбу отсрочить злую,

      Помни, что тебе скажу я.

      Как увидишь добродетель,

      Что сама себе свидетель,

      Что соблазна не встречает,

      Слабость ближних не прощает,

      Тут гадалку вспомни ты.

      Знай: нередко доброты,

      Кротости, смиренья вид

      Похоть с гордостью таит.

      Я с тобой прощусь теперь

      Со слезами, но поверь,

      Что кручиниться не надо.

      За страданья ждет награда,

      И в блаженстве бесконечном

      Пребывать ты будешь вечно.

      Договорив, цыганка закружилась и, трижды повернувшись, с видом отчаяния убежала. Толпа последовала за ней, и Леонелла смогла войти в дом, досадуя на цыганку, на племянницу и на зевак – короче говоря, на всех, кроме себя и своего пленительного кавалера. Предсказание цыганки ввергло Антонию в трепет, однако мало-помалу впечатление это стерлось, и через несколько часов она забыла о случившемся, словно его никогда не было.

      Глава 2

      Fòrse sé tu gustassi una sòl volta

      La millé sima parte delle giòje,

      Chegusta un cor amato riamando,

      Diresti repentita sospirando,

      Perduto è tutto il tempo

      Chè in amar non si spènde.

Tasso[10]

      Монахи проводили настоятеля до двери его кельи, где он отпустил их с видом превосходства, в котором нарочитое смирение вело борьбу с подлинной гордыней. Едва он остался один, как дал волю тщеславию. Он вспоминал бурю восторгов, которую вызвала его проповедь, и его сердце преисполнилось радости, а воображение уже рисовало великолепные картины будущего возвеличенья. Он посмотрел вокруг себя с ликованием, и гордыня сказала ему громовым голосом, что он – выше всех прочих смертных. «Кто, – думал он, – кто, кроме меня, прошел через испытания юности и ничем не запятнал свою совесть? Кто еще смирил разгул бурных страстей и неистовство нрава, чтобы на светлой заре жизни добровольно затвориться от мира? Тщетно ищу я такого человека. Ни у кого, кроме себя, не вижу подобной решимости. Церковь не может похвастать другим Амбросио! Как поразила моя проповедь мирян! Как они толпились вокруг меня, вопия, что я единственный Столп Церкви, не тронутый порчей? Что же еще остается мне сделать? Ничего – и только с тем же строгим тщанием следить за поведением монастырской братии, как я следил за своим собственным. Но погоди! Что, если соблазн сведет меня с путей, коим до сих пор я следовал неукоснительно? Или я не человек, чья природа слаба и склонна к заблуждениям? Ведь мне придется теперь покинуть свой уединенный приют. Красивейшие и благороднейшие дамы Мадрида что ни день приезжают в аббатство и желают исповедоваться только у меня. Я должен приучить свои взоры к соблазнам и подвергнуть себя искушению роскошью и желанием. Что, если я встречу в миру, в который должен вступить, прекрасную женщину… прекрасную, как ты, Мадонна!..»

      При этой мысли глаза его обратились к висевшему напротив

10 Изведавши хоть раз те наслажденья,Что знает сердце любящее, тыС раскаяньем сказала бы, вздыхая:Каждый час тот потерян,Что не отдан любви.

Тассо

Торквато Тассо (1544–1595) – итальянский поэт, писатель, драматург и философ. В качестве эпиграфа взят фрагмент из его поэмы «Аминта». Перевод М. Столярова и М. Эйхенгольца.