Окаянные дни. Иван Бунин

февраля

      Юрка Саблин – командующий войсками! Двадцатилетний мальчишка, специалист по кэк-уоку, конфектно-хорошенький…

      Слух: союзники – теперь уж союзники! – вошли в соглашение с немцами, поручили им навести порядок в России.

      Опять какая-то манифестация, знамена, плакаты, музыка – и кто в лес, кто по дрова, в сотни глоток:

      – Вставай, подымайся, рабочий народ!

      Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские.

      Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: «Cave furem». На эти лица ничего не надо ставить, и без всякого клейма все видно.

      И при чем тут Марсельеза, гимн тех самых французов, которым только что изменили самым подлым образом!

      26 февраля

      Не то мужик, не то рабочий вслух разбирает на углу Поварской объявление о газете «Вечерний Час», читает имена сотрудников. Прочитал и сказал:

      – Все одна сволочь. Прославились!

      Из редакции «Русских Ведомостей»: Троцкий – немецкий шпион, был сыщиком при нижегородском охранном отделении. Это опубликовал в «Правде» Стучка, по злобе на Троцкого.

      27 февраля

      Опять праздник – годовщина революции. Но народу нигде нет, и вовсе не потому, что опять нынче зима и метель. Просто уже надоедает.

      Какая-то дикая и жуткая ерунда: у нас весь день сам собой звонит, не умолкая, телефон и из него сыплется огонь.

      «Разбегаются! Карахан назначен послом в Константинополь. Каменев – в Берлин…»

      Читали статейку Ленина. Ничтожная и жульническая – то интернационал, то «русский национальный подъем».

      28 февраля

      Опять зима. Много снегу, солнечно, стекла домов блестят.

      Вести со Сретенки – немецкие солдаты заняли Спасские казармы.

      В Петербург будто бы вошел немецкий корпус. Декрет о денационализации банков. Думаю, что опять-таки это все сами большевики нас дурачат.

      А телефон и нынче звонит – трещит, звонит и сыплет красные огненные искры!

      1 марта

      Вечер у Шкляра.

      Идя к нему, видели адвоката Тесленко. Подъехал к своему дому на красной лошади. Приостановились, поздоровались. Бодр, говорит, что большевики заняты сейчас одним: «награбить как можно больше денег, так как сами отлично знают, что царствию их конец».

      У Шкляра, кроме нас, Дерман и А. Е. Грузинский.

      Грузинскому рассказывал в трамвае солдат: «Хожу без работы, пошел в совет депутатов просить места – мест, говорят, нету, а вот тебе два ордера на право обыска, можешь отлично поживиться. Я их послал куда подале, я честный человек…»

      Дерман получил сведения из Ростова: корниловское движение слабо. Грузинский возражал: напротив, оно крепнет и растет. Дерман прибавил: «Большевики творят в Ростове ужасающие зверства. Могилу Каледина разрыли, расстреляли 600 сестер милосердия…» Ну, если не шестьсот, то все-таки, вероятно, порядочно. Не первый раз нашему христолюбивому мужичку, о котором сами же эти сестры распустили столько легенд,