Окаянные дни. Иван Бунин

припадают к земле, ставят ловушки и уловляют людей. И народ Мой любит это. Слушай, земля: вот Я приведу на народ сей пагубу, плод помыслов их».

      Это из Иеремии, – все утро читал Библию. Изумительно. И особенно слова: «И народ Мой любит это… вот, Я приведу на народ сей пагубу, плод помыслов их».

      Потом читал корректуру своей «Деревни» для горьковского книгоиздательства «Парус». Вот связал меня черт с этим заведением! А «Деревня» вещь все-таки необыкновенная. Но доступна только знающим Россию. А кто ее знает?

      Потом просматривал (тоже для «Паруса») свои стихи за 16 год.

      Хозяин умер, дом забит,

      Цветет на стеклах купорос.

      Сарай крапивою зарос.

      Варок, давно пустой, раскрыт

      И по хлевам чадит навоз…

      Жара, страда… Куда летит

      Через усадьбу шалый пес?

      Это я писал летом 16 года, сидя в Васильевском, предчувствуя то, что в те дни предчувствовалось, вероятно, многими, жившими в деревне, в близости с народом.

      Летом прошлого года это осуществилось полностью:

      Вот рожь горит, зерно течет,

      Да кто же будет жать, вязать?

      Вот дым валит, набат гудет,

      Да кто ж решится заливать?

      Вот встанет бесноватых рать

      И, как Мамай, всю Русь пройдет…

      До сих пор не понимаю, как решились мы просидеть все лето 17-го года в деревне и как, почему уцелели наши головы!

      «Еще не настало время разбираться в русской революции беспристрастно, объективно…» Это слышишь теперь поминутно. Беспристрастно! Но настоящей беспристрастности все равно никогда не будет. А главное: наша «пристрастность» будет ведь очень и очень дорога для будущего историка. Разве важна «страсть» только «революционного народа»? А мы-то что ж, не люди, что ли?

      Вечером на «Среде». Читал Ауслендер – что-то крайне убогое, под Оскара Уайльда. Весь какой-то дохлый, с высохшими темными глазами, на которых золотой отблеск, как на засохших лиловых чернилах.

      Немцы будто бы не идут, как обычно идут на войне, сражаясь, завоевывая, а «просто едут по железной дороге» – занимать Петербург. И совершится это будто бы через 48 часов, не более не менее.

      В «Известиях» статья, где «Советы» сравниваются с Кутузовым. Более наглых жуликов мир не видал.

      14 февраля

      Несет теплым снегом.

      В трамвае ад, тучи солдат с мешками – бегут из Москвы, боясь, что их пошлют защищать Петербург от немцев.

      Все уверены, что занятие России немцами уже началось. Говорит об этом и народ: «Ну, вот немец придет, наведет порядок».

      Как всегда, страшное количество народа возле кинематографов, жадно рассматривают афиши. По вечерам кинематографы просто ломятся. И так всю зиму.

      У Никитских Ворот извозчик столкнулся с автомобилем, помял ему крыло. Извозчик, рыжебородый великан, совершенно растерялся:

      – Простите, ради Бога, в ноги поклонюсь!

      Шофер, рябой, землистый, строг, но милостив:

      – Зачем в ноги? Ты такой же рабочий человек, как и я. Только в другой раз смотри не попадайся мне!

      Чувствует себя начальником,