Марийон, вдова торговца рыбой. Вера Платонова

себе большой таз горячей воды и поспешила сбросить пропахшую рыбой одежду. Вместе с одеждой на пол упал и припрятанный камушек. Марийон подняла его и поднесла к свету. После нахождения за пазухой камень как будто вобрал в себя ее тепло и даже приобрел слегка розовый оттенок.

      У Марийон была небольшая коллекция минералов в бархатном мешочке, среди которых был большой сердолик, кусок нефрита, тигровый глаз, выпавший из защитного амулета Теодора, круглый и совершенно прозрачный горный хрусталь и даже маленький кубик из болотно-зеленого змеевика, который когда-то имел застежку и служил ей сережкой, пока парная серьга не потерялась где-то в саду. Она сунула «форелевый» камушек в мешочек, подумав показать его, как будет время, местному ювелиру или хотя бы Джоде Перекупщику, который находил и скупал всякое барахло за бесценок, и перепродавал это за чуть меньший бесценок в одном из уголков рынка.

      После водных процедур и перекуса, время позволяло Марийон еще поспать часик-полтора, и она с удовольствием растянулась на большой двуспальной кровати. Сон пришел мгновенно, какую-то секунду Марийон еще слышала что-то похожее на шуршащую в углу мышь, но даже не успела удивиться этому факту, а просто провалилась в мягкую темноту.

      Глава 2. Никаких аристократов. Никакой рыбы. Никаких мышей!

      Марийон стояла посреди полутемного сырого помещения, ноги и руки были опутаны рыбной сетью.

      С потолка капала вода. Вокруг нее толпились рыбы разных размеров и мастей. Чуть поодаль стояла высокая трибуна, какие бывают обычно в судебных заседаниях. За трибуной восседал огромный уродливый осьминог в судейском парике и криво надетом кружевном жабо. В каждом из щупалец он держал по молоточку. За стойкой напротив крупный карп шумно сморкался в носовой платок:

      – И вот, два месяца назад она продавала моих детей в стеклянных банках, на этом ужасном рынке! Заживо, вы понимаете, заживо!

      По рыбной аудитории прокатились возгласы ужаса, рыбы зашумели. Осьминог застучал молоточками.

      – У меня никого не осталось, никогошеньки больше! Она всех нас ненавидит, всех!

      Какая-то рыбина из зала истошно завыла:

      – Убииииийца! Скольких наших детей она засолила и продавала литрами, литрами! Казнить ее! Они едят бутерброды с нашими детьми!

      – Вы посмотрите на эту мерзкую рожу! Смотреть противно! – закричала камбала, скосив глаза.

      Осьминог постучал одним молотком:

      – Прошу порядка! – поучительно произнес он. – Рожа у нее, действительно, препротивная, но к делу это отношения не имеет.

      Марийон не могла пошевелиться и смотрела на происходящее в ужасе. К ней пришло понимание, что это сон.

      – Марийон, я прошу тебя, проснись, проснись, пошевелись! – говорила она себе. Но сети крепко сжимали ее конечности, а кислорода становилось все меньше. – Проснись, Марийка, проснись, проснись, проснись..

      Молодой окунь, видимо, секретарь заседания пропищал:

      – Переходим