Вампиры, их сердца и другие мертвые вещи. Марджи Фьюстон

красотой, которая вызывает желание говорить шепотом, когда вы стоите перед ним.

      – Выходит, монахини – вампиры?!

      Я понимаю, что Генри пытается дать мне презумпцию невиновности и не позволить своим истинным мыслям отразиться на лице – что где-то на этом пути я окончательно спятила. Я стараюсь не винить его.

      – Не говори глупостей. Не думаю, что на свете существуют монахини-вампиры.

      Генри испытывает заметное облегчение, но тут я продолжаю:

      – Давным-давно монахини заперли вампиров на чердаке.

      – Конечно. Конечно. – Он продолжает бормотать эти слова, глядя в небо, как будто это принесет ему какое-то облегчение.

      – Но монахини здесь больше не живут, – поясняю я, разговаривая с ним так, будто он вовсе не молится затянутому тучами небу, чтобы Иисус спас его.

      Наконец Генри снова опускает на меня взгляд.

      – Тогда кто там обитает? Кроме вампиров, конечно.

      За сарказм я бросаю на него сердитый взгляд, но Генри слишком рассеян, чтобы заметить.

      – Это музей.

      – Музей вампиров.

      – Конечно, нет! Музей посвящен истории монастыря, но это прикрытие для вампиров.

      Генри что-то неразборчиво бормочет себе под нос.

      – Что ты сказал?

      – Лучше тебе не знать.

      – Ладно. Тогда, пожалуйста, выслушай меня.

      Я делаю глубокий вдох, собираясь с духом. Мне нужно, чтобы Генри узнал правду из этой истории о вампирах, которой люди пытались найти объяснение, прежде чем мы получили подтверждение их существования.

      – Раньше здесь была французская колония, но жили тут одни мужчины. Однажды они решили, что им нужны женщины, дабы оживить обстановку, поэтому послали письмо французскому королю, умоляя его прислать женщин. Король собрал желающих и отправил на корабле. Вот только когда корабль прибыл, на нем не оказалось никаких женщин, – лишь какие-то подозрительно похожие на гроб короба, которые мужчины отнесли в монастырь. Все предположили, что женщины умерли, но потом они начали появляться на улице с очень бледными лицами и ртами, перемазанными чем-то красным, а мужчины, которые приближались к ним, начали исчезать. Историки пытались придумать этому объяснение: винили во всем цингу, из-за которой у женщин кровоточили десны, или утверждали, что пропавшие мужчины могли уплыть на лодке до Батон-Руж или куда-нибудь еще, – но это были отговорки, чтобы скрыть неприятную правду.

      Генри смотрит на меня так, словно я – чересчур эксцентричный учитель истории.

      – Ты хочешь знать, что это за правда?

      – Умираю от желания, – слегка улыбается он.

      – Пожалуйста, отнесись к этому серьезно.

      – Хорошо, хорошо. – Генри поднимает руки в притворной капитуляции. Он перестал улыбаться, но я вижу, как уголки его губ приподнимаются.

      Мне хочется отправить его домой в эту же секунду, но нужно закончить рассказ.

      – Ходят слухи, будто монахини поняли, что мужчины пропадают из-за вампиров, и решили принять меры – для начала изолировать весь третий