Пятая колонна. Максим Сергеевич Стрельцов

хоть раз текст перечитать, я это вижу по ошибкам и опечаткам.

      Их заглушил перегруженный рев гитары – Рихтер наигрывал мелодию, пока Назарук отбивал ритм. Саша лишь самым кончиком медиатора бил по струнам и вытаскивал из «Виктории» четкий, чистый, пронзительный звук.

      – А можно потише? – огрызнулся Палкин, когда Рихтер прекратил играть.

      – Мы пока настраиваем инструменты, – ответил Саша.

      – Вот начнем играть по-настоящему, тогда очумеешь, – добавил Макаров, который ковырялся в колонке с отверткой и кусачками.

      – Чего ты там делаешь? – спросил Володя. – Это школьная аппаратура, ее нельзя разбирать.

      – Да ни хрена не работают ваши школьные колонки! Все настраивать нужно!

      – Прекращай немедленно! – приказал Палкин. – Если сломаешь что-нибудь, я тебе…

      Рихтер ударил медиатором по струнам и громким надрывным аккордом заткнул Палкина.

      – Я же просил… – начал было президент, но Саша повторил тот же трюк.

      Володя махнул рукой и отвернулся от них.

      В актовый зал зашла Эмилия Григорьевна Руновская – высокая женщина с каштановыми кудрями, тронутыми сединой, большими глазами с набухшими веками и морщинистым осунувшимся лицом. В длинном платье в горошек и вязаном кардигане она выглядела как старушка божий одуванчик, но все ученики хорошо знали, что не стоит поддаваться первому впечатлению – под маской кротости скрывалась строгая принципиальная математичка, которая не простит ошибки и при случае не поскупится на двойки.

      – Здравствуйте, ребята, – сказала она с улыбкой. В руках у нее был бумажный пакет с проступившими изнутри жирными пятнами. – Не помешаю?

      – Здравствуйте, – вразнобой поздоровались школьники.

      – Гриша, – обратилась она к сыну, – ты же не обедал? Я тебе пирожки из буфета принесла.

      – Ну мам, – тяжело вздохнул Руновский.

      Из глубины зала послышался смешок – Уварова развеселило, как Киреевский, надув щеки, изобразил пухлое лицо Гриши. Эмилия Григорьевна увидела рюкзак сына на полу возле сцены и положила пакет на него.

      – Мам, мы репетируем, сейчас не до этого, – сказал Гриша и стыдливо опустил голову.

      – Ну хорошо, репетируйте, – ответила Руновская и отошла на пару шагов от сцены. – А я тут постою, послушаю.

      – Что?! – Гриша испуганно взглянул на мать.

      – Что «что»? – Эмилия Григорьевна удивилась реакции сына. – Вы ж все время в гараже пропадаете, а я, знаешь ли, тоже хочу послушать, как мой сын играет.

      – Ну… э… я…

      Руновский растерялся. К нему сзади подошел Рихтер и шепнул на ухо:

      – Давай сыграем что-нибудь.

      Гриша оглянулся на Рихтера.

      – Все равно надо бы размяться, почувствовать сцену, – продолжал Саша. – Давай, «ШАРЫ» сбацаем? Ты начнешь, а мы подхватим.

      Руновский взял в руки гитару и проверил, настроены ли струны.

      – Ну как? – спросил Рихтер.

      – Ладно. Попробуем, – ответил Гриша.

      Руновский сел на край сцены,