Первая формула. Р. Вирди

детям свойственно испытывать ночные страхи. В самый глухой час твое сердце сжимают невидимые ледяные пальцы. Холод проникает в каждый уголок тела, пока ты не замерзнешь окончательно. Над тобой нависает нечто неведомое; еще шаг, и оно тобой завладеет. Страх не имеет формы, однако детское воображение быстро лепит из него жуткое чудище.

      Мое тело напряглось, словно доска, и я проклял одеяло, под которым не скроешься с головой.

      Шум за окном стал тише, превратившись в легкое постукивание. Тук-тук-тук. Стучали через равные промежутки вре-мени.

      Наконец я понял, в чем тут дело, и страх отступил. Вскочив на ноги, нащупал рукой стену, где специально устроил маленькие выступы – так легче было залезть наверх. Подобрался к окошку и свободной рукой откинул защелку.

      Рама поднялась вверх. Снаружи стояла девочка примерно моего возраста. Волосы короткие – короче, чем у меня, – и буйно вьющиеся. Девчонка просияла яркой улыбкой – словно сама луна заглянула в трюм:

      – Ари…

      Дар речи ко мне вернулся не сразу:

      – Ниша, тебе нельзя шляться здесь по ночам!

      Я посторонился, до боли в пальцах вцепившись в стену. Девочка сунула голову в окно, ухмыльнулась, и теплый отблеск далекого костра заставил бронзовую кожу ее лица приобрести красноватый оттенок. Глаза Ниши цвета кедровой коры сияли приглушенными нотками оранжевого. Она остановилась, широко раскрыв рот, словно ее что-то напугало:

      – Погоди…

      Я моргнул, стиснув зубы от боли в мелких мышцах кисти:

      – Можно быстрее?

      Если Ниша и расслышала мой жалобный писк, то виду не подала.

      – Гляди, я кое-что принесла! – Она запустила руку за спину.

      Меня сразу поразил запах – волна пряных ароматов. В животе тут же заурчало.

      Ниша плюхнула на подоконник исходящую тонкой струйкой пара маленькую оловянную миску размером с ее кулачок. Рядом бросила смятый лист пергамента, покрытый жирными пятнами.

      – Что там? – уставился я на девочку.

      – Хлеб с маслом и тушеное мясо. – Она опустила уголки губ. – Знаю, что тебе не всегда удается покушать.

      Я ощетинился. Понятно: Ниша хотела как лучше, однако ее замечание задело за живое. Моя жизнь была не сахар – я себя не обманывал, – однако старался извлечь из нее все что можно.

      – Меня все устраивает.

      Наверное, ноющий желудок заставил мой ответ прозвучать кисло.

      Я осторожно поставил ногу в выемку ниже.

      Ниша помолчала и склонилась вниз, едва не коснувшись моего лица кончиком носа.

      – Еще горячее… – Она вздохнула и отвела глаза. – Но… если не хочешь…

      – Хочу, – простонал я, прислушиваясь к желудку.

      Так бы и бросился за едой, вот только руки, цеплявшиеся за стену, совсем ослабели. Осторожно переставив ногу, я разжал пальцы и опустился на кровать.

      Ниша снова пошарила за спиной и извлекла на свет старую тряпицу. С одной стороны ткань была покрыта пятнами и запачкана песком, зато оборотная сияла мягким оттенком