Кляксы и пятна. Евгений Айдин

Беломора засвидетельствовало согласие. Что тут скажешь?

      Прогремел старомодный телефон в прихожей. Стасик поднял трубку и услышал возбужденный голос Глеба Линевича:

      – Поздравляю, негодяй!

      – Черт, чувак, ты знал, что умер Диззи Гиллеспи?

      – Знаю. Два года назад. Специально тебе не говорил.

      – Засранец, – отчеканил Стасик.

      Тут Глеб сорвался на радостный крик:

      – Сын у тебя родился! Всю ночь не могли дозвониться…

      – Мать его… – растерялся Стасик.

      – Вот именно. Мать его – твоя жена. И родила чувака размером с бронепоезд. Думаю, это повод ей перезвонить.

      – Действительно.

      – Ладно, мудозвон. Подкосил капусты и хватит. Пора домой. Звени мудями на родину…

      Стасик оглядел просторную убогую комнату. В кресле распластался Муравей. На оккупированной кровати лениво потягивались две шлюхи, именами которых никто не интересовался. Холодное северное солнце доедало остатки ночной темноты, словно намекая, что жизнь не бессмысленна. И только мысли путались, как рваные струны.

      Шороха денег совсем не слышно в карманах. Вот, что вызывало ощущение катастрофы…

      – Муравьед, просыпайся, – Стасик пнул кореша ногой.

      – Что ты хочешь? – раздраженно ответил спросонья тот.

      – Займи капусты. У меня сын родился.

      – Возьми в холодильнике. Там же, где морковка.

      – Я серьезно!

      – Деньги портят, – отшутился Муравей. – Особенно детей.

      – Чужие – нет…

* * *

      И Стасик Беломор вернулся в Донецк.

      Если Питер обязывал ногтями карабкаться по отвесной скале шоу-бизнеса, то дома Стасика носили на руках за факт его существования. Только платили мало. И, скажем так, приходилось импровизировать…

      Почти сразу объявился Линевич с предложением возобновить молодецкое творчество. Существенным дополнением к их авторскому тандему стал щуплый барабанщик по прозвищу Райт.

      Этот миниатюрный носатый супермен ударной установки в дальнейшем так же заслужит отдельного авторского внимания. Пока уточню, что Райт вернулся из Германии с кучей «заморских» подарков, смирился с распадом оркестра и лениво перебивался работой сапожника. Слыл он, как бы так выразиться, театральным ударником. То есть мыслил образами. Его некомпетентность в музыкальных терминах казалась притворной. Зато Райта всегда можно попросить изобразить поезд, улыбку или вьюгу.

      Ладно. Вернемся к Стасику…

      Жить на творческие заработки трудно. Стасик Беломор научился крыть кровли. Торговал на рынке мясом. Сторожил какой-то завод. Где бы он ни пытался подкосить денег, увольняли отовсюду. Он умел создавать причины…

      И разве что музыкальная мечта вздрагивала рыбкой, брошенной на раскаленный песок.

      Мелодии продолжали потопом заливать сознание. Жизненно важно было вернуться в колею. Местечковых фестивалей и клубов не хватало всеобъемлющему тщеславию Стасика Беломора. И, казалось, завтрашний день все изменит… Случится чудо… Но чудес на бывает,