Рецепт на тот свет. Далия Трускиновская

или аллах его ведает кто, накрывал на стол и выставлял всякие яства и пойла: жидкие, твердые, дрожащие, вроде заливной рыбы или бланманже. Выставлял и спрашивал: а сюда возможно ли добавить яд? А сюда? А как?

      И вот этот язвительный дух вытянул из незримой печи жестяную форму, опрокинул – и Маликульмульк явственно увидел большой, роскошный, царственный французский пирог. Тот самый, которому надлежало стать героем новой комедии.

      – А как сюда добавить яд? – спросил сильф или гном.

      – Как будто не ведаешь. Снизу взрезать дно и влить его в дырочку, – отвечал Маликульмульк.

      – А запах?

      – Запах запеченной дичи перебьет.

      – Ан нет, не перебьет!

      И тут разговор прервался – князь и философ вошли в ярко освещенную столовую.

      – Я, я! Мне, мне! – воззвал к философу Косолапый Жанно.

      – Да сделай милость…

      И Косолапый Жанно, умостившись в широком и покойном кресле, нарочно для него поставленном к столу, взялся за работу. Он был счастлив, подтаскивая к себе блюда и хватаясь за соусники.

      Философ маялся – его одолевали голоса, девичий и мужской. Девица была Тараторка, а мужчина – бойкий сбитенщик Демьян Пугач. Более того – это были летние голоса, зимой так не разговаривают, беззаботные голоса горожан, выскочивших хоть на денек побродить по лугам и рощам.

      – Ба! Иван, ты здесь? – немного неестественно, хотя весело и живо спросила Тараторка. – Что ты тут делаешь?

      В голоске еще была фальшь, но куда от нее деться? Горничная Даша, которую сыграет Тараторка, отлично знает, для чего Иван тащится по проселочной дороге, груженный целым сундуком, а почтенная публика не знает.

      – Здорово, Дашенька! Да вот принес пирог твоим господам, – отвечал Демьян, улыбаясь и пожирая Дашу круглыми своими черными глазищами. – Ведь ты знаешь, барин мой звал ваших сюда на завтрак.

      Фальшь, фальшь! Но дальше, дальше!

      – Ну да! Мы за тем и выехали. Господа давно уж гуляют, – как-то скучновато сказала Тараторка, и Маликульмульку захотелось самому произнести слова: впрочем, он не знал еще, каким чувством их оживить, рада ли Даша встрече, или только терпит Ваньку.

      – Да кто с вами? – спросил Ванька-Демьян… несуразным голосом спросил, поскольку уж он-то прекрасно это знает.

      И вдруг голоса ожили, сперва – Тараторкин, потом – Демьянов! Ожили, зазвучали, и тело пронизал трепет – есть, есть, попались, живут, записать, записать скорее!

      – Старые господа, барышня и бедный Милон, который не может от нас отстать, хотя потерял всю надежду жениться на барышне, – произнесла Тараторка с явным сочувствием к Милону.

      Демьян Пугач образовался в голове совершенно – с особенной музыкой своего голоса, куда там скрипке Гварнери дель Джезу!

      – Куда ему за нами! Мы и не таких соперников с рук сживали! – восторженно завопил он. – Нет! Да посмотри-ка, Дашенька, каков пирог, – прямо жениховский!

      Маликульмульк выскочил из-за стола, опрокинул кресло, понесся прочь из столовой. Его провожал