Молчи, Россия, молчи! Полиция не дремлет. Аркадий Аверченко

мы.

      Все встрепенулись.

      – А-а!.. Молодой человек! Здравствуйте.

      Председатель подошел к нему и долго тряс его руку.

      – Очень, очень вам благодарны, что зашли. Садитесь, пожалуйста. Вы курите?

      – Мерси. Курну.

      – Ну, как ваши дела?

      – Сапожники мы.

      – Бюллетень захватили? А то, без бюллетеня, трудно исполнять гражданский долг.

      – Сполнять-то я – сполню. А только кого писать?

      Избиратель вынул бюллетень, положил палец на нижнюю губу и задумался.

      – Писать могу – кого хочу?

      – Конечно! Это дело вашей совести.

      Избиратель взял перо и написал кривыми буквами:

      – Григориваныч Набойкин. Видали? Могу я Набойкина выбрать, а?

      Председатель улыбнулся.

      – Конечно, можете. Кто же это такой? Я о таком не слышал.

      – Это я-с!

      Он попрощался, взял у председателя еще пару папирос и, прищелкнув пальцами, вышел.

* * *

      Пробило девять часов.

      Председатель встал, потянулся и сказал:

      – Окончены выборы. Если они прошли и в других участках так же, то я знаю имя человека, имеющего большие шансы пройти в Думу.

      – Кто же он? Кто? – спросили с лихорадочным любопытством члены комиссии.

      – Сапожник Григорий Иваныч Набойкин.

      Депутат Занзивеев

      Был в Государственной Думе депутат…

      Лицо он имел самое незначительное, даже немного туповатое, держался всегда скромно, был молчалив, речей не произносил ни разу, а во время перерывов бродил, одинокий, по кулуарам и все усмехался про себя, шевеля пальцами, будто о чем-то втихомолку рассуждая…

      Вне Думы все время проводил в своих меблированных комнатах, шагая со скучающим видом из угла в угол, и только изредка чему-то усмехаясь.

      Так как он не принадлежал ни к какой партии, то депутаты не обращали на него ни малейшего внимания и многие даже не знали его фамилии…

      А фамилия у него была Занзивеев.

      И нельзя было узнать – кто такой Занзивеев? За какие заслуги был он выбран своими избирателями? Кому нужно было это пустое место?

      По ночам Занзивеев иногда просыпался на своей узкой постели, всплескивал руками, поджимал худые колени к подбородку и, свернувшись таким образом в комок, хохотал долго и весело.

      Занзивеев был страшный человек.

* * *

      Однажды какой-то добрый мягкосердечный журналист, давно уже следивший за одиноким, скромно бродившим по кулуарам Занзивеевым, подошел к нему и снисходительно сказал, протягивая руку:

      – Позвольте познакомиться… Я давно уже хотел вас спросить… Зачем вы ходите всегда особняком? Что заставляет вас ходить вдали от партий, никогда не выступать на трибуне, не заявить вообще каким-нибудь образом о своем существовании?

      Занзивеев пожал плечами и сказал еще более снисходительно, чем журналист:

      – Ах вы, вьюноша… Да зачем же мне это нужно?

      Так как Занзивеев сделал ударение на слове «мне», то журналист возразил:

      – Другие же делают это!.. Люди, находящиеся в одном положении