Соловьи не поют зимой. Марина Кравцова

каково это, когда твоя суть – волшебство.

      – Открыла я избраннику души

      Любовь свою и кинулась в объятья.

      Не было такого. В свои девятнадцать Соловушка оставалась невинной, даже целовалась пару раз, скорее, из любопытства. Но что поделать? Соловьи не поют в неволе, и сердце не заставишь полюбить…

      Наконец взгляд Нади невольно устремился в зал. В первом ряду прямо перед ней сидел молодой китаец в изысканном чёрном костюме. И смотрел на неё. Он был нереально, сказочно красив… казалось, что его создала колдовская звёздная ночь и забросила сюда с родной земли лишь для того, чтобы восторженно раскрылись глаза и сердце девушки, никогда ещё не любившей.

      Чудится ли ей? Или он и правда – иной? Что-то созвучное в нём ощущалось нечеловеческой частью её души… что-то… родное?

      И в этот миг Надя пропела:

      – Но что со мной – блаженство или смерть?

      Пропела в надрыве, в ощущении внезапной острой боли и непонятного упоения.

      А он смотрел на неё…

      – Какой восторг… Какая чувств истома…

      Да… Да. Да! Слушай меня, слушай. Непонятно, как так сошлось, и почему ты здесь сейчас. И почему я перед тобой на сцене… И кто из нас растает, когда отзвучит моя ария… последняя песнь Снегурочки… Просто слушай меня, умоляю!

      – Какая нега томящая течёт во мне!

      Надя это уже не спела, а почти выкрикнула протяжным криком, едва не вырвавшись за рамки идеального звучания. Впервые в жизни.

      – Люблю и таю…

      Ей казалось, что собственное волшебство обратилось против неё. Она допоёт – и сердце остановится.

      – Прощай, мой милый. О, милый мой, твоя, твоя.

      Надя не понимала, что в трепетно-взволнованное, но по-прежнему сладостное звучание её голоса вплелись нотки неестественной жути. Как будто и правда дохнуло смертью. И это не Снегурочки – нет, её, Нади Астаховой, сейчас не станет.

      Зал замер, поражённый.

      – Последний взгляд тебе, мой милый.

      Она смотрела, смотрела на молодого мужчину в первом ряду…

      – Последний взгляд тебе, любимый.

      И пошатнулась, внезапно ослабев.

      Сама не поняла, как удержалась на ногах – чудом, не иначе. А когда затих последний звук аккомпанемента, бросилась за кулисы.

      Там прислонилась спиной к стене, восстанавливая дыхание. Вот так культурная программа! Вот это концертный номер… Что… что случилось с ней прямо сейчас? Она всё ещё тает в мучительной, но сладостной агонии… и тут же внутренняя боль грызёт внезапно пробудившуюся душу. Кто он? Хотя бы имя узнать…

      Очень скоро Соловушку нашел отец.

      – Ты что, Надюша? Зал тебя требует! Иди скорее.

      Девушка помотала головой.

      – Сейчас я не смогу больше петь.

      – Так выйди просто на поклон! – и с присущим ему простодушием прибавил: – Ох, дочка… ты у нас, конечно, звучишь как… соловей. Но настолько хорошо ты никогда ещё не пела!

      Она и сама это знала. И безропотно пошла с отцом,