Афганские былинки. Война и мир. Андрей Юрьевич Грачёв

дрожжей надо меньше! А главное – не закрывать, естество своё возьмёт, – разобрал он и подумал:

      – Точно, естество! Закрывай, не закрывай, – вырвется.

      И уже через неделю трясся на раздолбанном БТРе в Кабул, счастливый и от счастья хмельной, и бессмысленно бормотал:

      – Вырвался! Ей-богу, вырвался, пронесло!

      Тонкое дело

      Базарбаев сказал, что сделает плов. Сидел на крыше, распевал что-то своё и бесконечно заунывное, – со стороны ну, вылитый душман. И сказал:

      – Палов хочу делать, ош-пош!

      – Чего? – не понял Линьков.

      – Палов, вкусно будет.

      И Самсонова тут же подхватило:

      – Плов, мужики, классная вещь! Я на карантине в самоходе пробовал, – убиться можно!

      И чуть не убился, дёрнувшись от волнения и полетев с крыши. Но его поймали, укрепили обстоятельно на прежнем месте и уточнили:

      – А плов он вообще из чего?

      – Скажи им, Базарчик, скажи! – волновался Самсон, потому что этот вопрос волновал сейчас всех.

      И Базарбаев задумчиво, как песню запел:

      – Мясо нужен, и рис нужен, маркоф нужен, и лук нужен, и зира… Мясо, чтоб жирный, и рис девзира.

      Про «илук» с «ирисом» как-то догадались, но кое-что озадачило.

      – Какой зира-зивзера? – взорвался Лиьньков. – Ты не свисти, толком скажи, что надо!

      Оказалось, приправы и какого-то особого риса, и как Базарбаева ни уговаривали заменить приправу картошкой, не согласился. И снова запел:

      – Шавля будет, шурпа будет, мастава будет, басма будет, палов не будет…

      Тут уже и понять не пытались, захотелось сразу убить. Довёл этим пловом до невозможности, потому что седьмой день ели кукурузу. Так получилось.

      Остались в «зелёнке» островком, как на острове питались подножным кормом, а под ногами валялись только раскатившиеся из мешков сухие початки. Раскатились они во время штурмовки, и никто их поначалу не замечал, но когда выели сначала сухпай а потом по всей окружности виноград, заметили и стали есть. «Вертушки» на остров летать боялись, потому что их стригли здесь по две штуки за день. Одна до сих пор догорала за кишлаком. Нормальный транспорт пройти не мог, потому что тоже горел и увязал в совершенно непроходимых минных полях. И харч на «остров» таскал с горы первый взвод, но таскал, прежде всего, не харч, а боезапас, а из харчей всё, что полегче, и получалось, сухари и галеты. Но и сухарей теперь не получалось, потому что остальной батальон оттянули за горку, где десантуре на блоках стало нехорошо. Как будто здесь хорошо, санаторий в курортной зоне.

      Зелени вокруг почти не осталось, её начисто выкосило перекрёстным огнём. В крышах от миномётных обстрелов появились трещины и пробои, и туда время от времени проваливались. И, главное, сплошь хорошие люди. Замполит с политинформацией приходил, – не провалился. Танковый старшина из-за пропавшей бочки ругаться, – хоть бы что. А комбат заглянул, сделал шаг, и всё. Доставали, как слона из корабельного трюма, потому что со двора не войти, а по-другому не выйти. И пока вытаскивали,