Хранители памяти. Константин Степанович Собко

будто на грудь, мешая дышать, уселась та знаменитая тяжёлая горилла, которая докучала в начале полёта всем космонавтам и астронавтам. И кресло не трясло так, будто под ним находилась и работала камнедробильная установка.

      «Мы летим? – подумал Всеслав. – Не очень-то впечатляет. Я думал, что реальные ощущения будут круче, чем в мчащемся болиде».

      Конечно же, он не нуждался в сотрясении внутренностей. И ему вовсе не хотелось сидеть с перекошенным от непомерной перегрузки лицом и задыхаться от навалившейся на грудь тяжести. Тем не менее, впечатлений явно не хватало. Надеясь хоть как-то «подсластить» абсолютно «постный» выход в космос, он уткнулся лбом в прозрачный купол, надеясь увидеть внизу ходовые огни танкера или сухогруза, чтобы с их помощью выяснить высоту и скорость полёта. Убедившись, что под «кальмаром» царил сплошной мрак, он разочарованно вздохнул и откинулся на спинку кресла.

      Шум работы двигателя походил на тихое шипение системы вентиляции компьютера. По салону гулял, обдувая лицо, поток свежего воздуха. Вскоре за бортом вспыхнул яркий свет.

      «Заработала наружная плазменная защита «кальмара», –

      подумал Всеслав. – Это означает, что силовой агрегат приступил к экстренному набору высоты».

      Затем, когда яркость света ослабла, он понял, что они вошли в верхний разрежённый слой – термосферу, и плазменная защита из-за отсутствия сопротивления воздуха уменьшилась процентов на семьдесят. Он посмотрел за борт и убедился, что не ошибся: «кальмар» находился на большой высоте, на что указывал крутой изгиб горизонта, подсвеченный солнцем. Вот-вот гравитация Земли должна была уступить место невесомости. Он знал, что так называемая космическая болезнь – отвратительная штука, от которой никто не был застрахован. На астронавта Джейка Гарна – военного лётчика, привычного к перегрузкам, невесомость подействовала так удручающе, что всерьёз встал вопрос: сможет ли он пережить период адаптации? Джейк всё-таки выдержал испытание, тем не менее, позже в НАСА появилась шуточная единица измерения тяжких мук – один гарн.

      «К сожалению, и мой организм запросто может в ближайшее время «гарнуть», – подумал Всеслав. – Хорошо, что мой желудок пуст, как водосточная труба, иначе у кауберов мог бы появиться шанс увидеть, чем я подкрепился перед дальней дорогой… Но это лишь предположение. Надеюсь, я перенесу встречу с невесомостью как истинный незыблемый российский десантник».

      Время шло, подсвеченный солнцем изгиб горизонта стремительно удалялся, но ничего похожего на состояние невесомости так и не наступило.

      Вдруг Всеслав чётко услышал лай собаки, а затем недовольное кряхтение ребёнка и тихий голос женщины:

      – Вот твоя соска. Спи, малыш. Всё хорошо.

      Оторопев, Всеслав перенёс взгляд внутрь салона. Перед ним возвышались огромные спины двух «штангистов», в просвете между ними светились значки на панели приборов. Он вдруг осознал, что инопланетный корабль на огромной скорости уносил его от людей, от шума дождя, от щебета воробьёв и городской суеты – от