Чужой крест. Елена Поддубская

попросила уточнить, где подлинник: – В красной тряпице, говоришь? А тот, что делал ты, в синей? Вот и ладно. Ступай! Я покамест подумаю, как быть с этим добром. Отцу не пригодилось, может сыну его станет подмогой, – Евросинья встала в угол перед образами, приложив всесильный крест к груди. А и просят ведь Старицкие всего ничего – чтобы оставили их разводить пчёл. Ввязываться в политические дрязги – последнее дело для тех, кто живёт по совести. Дак нет же, царские приспешники норовят проникнуть к Владимиру даже под одеяло, прослушивая, не чихает ли он против кузена. Наверняка стоит отказаться от крестов. Вернуть гонца падишаха в Царь-город с его грузом, пусть Сулейман решает, топить ли кресты в Босфоре или расплавить их в печи.

      От этих дум заснула Евдокия только под утро. А когда вернулась в горницу, где оставила кресты, красной тряпицы не обнаружила. Бросились искать, да тут же оказалось, что крест выкрал Николай и уже бежал в Опочку. Послали за ним погоню, но ничего это не дало: след свой ушлый купец запетлял, как косой на свежевыпавшем снегу. Владимир, младший брат вора, весь день был сам не свой. К вечеру его позвала в опочивальню хозяйка и, плотно закрыв за ним дверь, протянула синюю тряпицу.

      – Ну-ко глянь, мастер, твоих ли это рук дело? – тихо попросила она, давая понять, чтобы и он не шумел. Владимир развернул ткань и стал разглядывать. А чем больше вглядывался в оставшийся крест, тем слабее становились его ноги.

      – Как это возможно? – прошептал он губами, вскинув на княжну взор.

      – Значит верно, – обрадовалась она: – Всё вышло, как задумано. Я нарочно поменяла кресты местами и оставила красную тряпицу с двойником там, где её было проще найти. Только не думала вот, что вором окажется брат твой. Ну да ладно: однажды каждому будет свой суд. А покамест пусть летят слухи голубями. Пусть трубят Ивановы глашатаи по всем дорогам о пропаже ценности Стефана Великого. Пусть думают, что нам осталась копия. А мне эта вещица тоже для правосудия останется. Дай только, Господи, окрепнуть и возмужать сыночку моему Владимиру!

      – Госпожа, я отныне твой слуга! – ювелир хотел преклонить колени, но от страданий, страха и только что испытанного стыда упал перед Ефросиньей.

      Подняв его, женщина впервые за долгие годы улыбнулась:

      – Что ж, я понимаю теперь, почему ты так не хочешь возвращаться в Опочку. Но всё же, Константинополь – тоже не твоя земля. Да и жена твоя может потерять в дальней дороге драгоценный груз. Женщинам в её положении лучше не путешествовать. Что ты так удивляешься? Я могу понять, почему женам временами хочется то спать, то плакать: – княжна похлопала ювелира по плечу: – Так тому, знать, и быти: будешь служить не мне, а сыну моему. Хорошие люди – всегда большая редкость.

      Так ювелирных дел мастер остался жить в Старице. Вскоре он стал знаменит и достаточно состоятелен. Поставил дом, соорудил себе мастерскую. Ирина торговала в лавке. У пары, один за другим, появились два сына.

      Прошло более двадцати лет. Жизнь в стране