Возлюбленная. Этюд характера. Томас Гарди

мертвой: «Возьмешь ли ты меня в мужья?»

      – Ах!.. Мама говорит, что я всего лишь одна из многих!

      – Это не так, дорогая. Ты знала меня, когда я был юным, а другие – нет.

      Так или иначе, ее возражения были преодолены, и, хотя она не дала немедленного согласия, она изъявила готовность встретиться с ним позже, во второй половине дня, и тогда они прогулялись с ним до южной оконечности острова, называемой Устье, или, как говорят не местные, Клюв8, остановившись над коварной пещерой, известной как Пещерная Нора, в которую сейчас с ревом и плеском вливалось море, как это и было, когда они вместе посещали это место в детстве. Чтобы удержаться, заглядывая внутрь, он предложил ей руку, и она приняла ее, впервые как женщина, в сотый раз как его спутница.

      Они побрели к маяку, где задержались бы подольше, если бы Эвис вдруг не вспомнила, что в этот вечер она должна была читать стихи с подмостков на Уэллс-Стрит, в деревне, расположенной у входа на остров, – деревне, которая теперь превратилась в город.

      – Читать! – воскликнул он. – Кто бы мог подумать, что кто-то или что-то может декламировать здесь, внизу, кроме чтеца, которого мы слышим там, вдали, – никогда не умолкающего моря.

      – О, но теперь мы вполне интеллектуальны. Особенно зимой. Но, Джослин, не приходи на чтение, ладно? Это испортит мое выступление, если ты будешь там, а я хочу быть не хуже других.

      – Я не приду, если ты действительно этого не хочешь. Но я встречу тебя у двери и провожу домой.

      – Да! – проговорила она, глядя ему в лицо. Сейчас Эвис была совершенно счастлива; в тот унизительный день его приезда она никогда бы не поверила, что будет так счастлива с ним. Добравшись до восточной стороны острова, они расстались, чтобы она могла поскорее занять свое место на подмостках. Пирстон отправился домой, а после наступления темноты, когда настал час, чтобы проводить ее обратно, он пошел по средней дороге на север, к Уэллс-Стрит.

      Он был полон дурных предчувствий. Он с давних пор так хорошо знал Эвис Каро, что теперь его чувство к ней было скорее дружеским, чем любовным; и то, что он сказал ей в порыве чувств тем утром, скорее ужасало его своими последствиями. Не то чтобы какая-нибудь из более утонченных и опытных женщин, привлекавших его поочередно, могла бы неловко встать между ними. Ведь Джослин совершенно разуверился в заблуждении, что предмет поклонения его воображения был неотъемлемой частью личности, в которой тот идеал пребывал долгое или короткое время.

      * * *

      Своей Возлюбленной он всегда был верен, но у нее было много воплощений. Каждая индивидуальность, известная как Люси, Джейн, Флора, Евангелина или кто-то еще, была всего лишь ее преходящим состоянием. Он воспринимал это не как оправдание или защиту, а просто как факт. По сути, она, пожалуй, не представляла собой ничего осязаемого; дух, мечта, безумие, понятие, благоухание, олицетворение пола, блеск глаз, приоткрытые губы. Одному Богу было известно, кем она была на самом деле; Пирстону – нет. Она была неизъяснима.

      Никогда

8

Игра слов – англ. Beal – устье, Bill – клюв.