Колкая малина. Книга четвёртая. Валерий Горелов

дал показания,

      Но только непонятно, почему запил поэт.

      На тульском самоваре – хромовый сапог,

      В таких, наверное, ходили в Голливуде

      Он от барышни с обложки просто очумел,

      А там явно пририсованные груди.

      Раскурили трубку посланцы краснокожих,

      А кто-то митингует, свесившись с балкона.

      Он скрытно онанирует, глядя на прохожих,

      У него такая самооборона.

      Никто не жил на свете просто так,

      Всех живущих греет белая звезда.

      Ей всё равно – что гений, что батрак,

      И только потому вращается Земля.

      Сержанты

      Он себе морду расхайдокал о линию трамвайную,

      И на районе все углы пособирал.

      Он ситуацию создал чрезвычайную,

      И его милицейский наряд подобрал.

      Его тащили под руки здоровые сержанты,

      А он требовал ещё на посошок,

      Но ему пообещали антидепрессанты

      И сунули в ребро электрошок.

      Он очнулся раком на кушетке,

      Которая воняла дерматином и мочой,

      На полу валялись какие-то объедки,

      И сразу стало ясно, что он – антигерой.

      Голова с трудом соображала,

      В узкое окошко пробивался свет,

      Где-то приблатнённая музыка играла

      И тянуло дымом сигарет.

      Быть может, он и есть трепещущая тварь,

      Поэтому с пинка на шконку залетел.

      А на улице сейчас палач-январь,

      Где он бы через час и околел.

      Сержанты дали рубль на трамвай

      И, ничего не оформляя, выгнали домой:

      Вот теперь иди и рассуждай,

      Кому же, кроме них, он нужен был такой.

      Без объяснений

      Кто-то верит, что оковы проржавели,

      И притравы не кладут в капканы.