Голова голов. Владимир Андерсон

память. Память о своих родителях и их родителях. Хотя бы ему… А мне и оставить-то нечего…

      Адриано слегка рассмеялся. И улыбался при этом он совсем чуть-чуть, и смех его был больше похож на кряхтение, чем на что-то живое. Но было видно, что он рад, что ему ещё есть, чему учить своего старого ученика:

      – Поверь, ты можешь оставить после себя намного больше, чем тебе кажется, что у тебя есть… И твои родителя оставили намного больше, чем ты сейчас видишь… Вот, например, ты же знаешь, что хозяин этого кафе разрешает мне обедать здесь за счёт заведения, сколько мне будет угодно?

      – Разумеется, дон Адриано.

      – Но ведь никто не говорит почему именно. Все знают, что он мне благодарен, но не знают за что. А учитывая, что всё это настолько давно, то все считают это просто за данность. Как будто так и должно быть. А раз так должно быть, то и не важно почему. Тем более, что это никого не касается, кроме меня и семьи Кваттроки.

      – Да, именно так… Но всё же я знаю, что когда-то Вы помогли сохранить это кафе его деду, Франческо Кваттроки. Первое, при Муссолини, у него закрыли и даже чуть не бросили в тюрьму. За то, что он был социалистом. В 44-м после высадки союзников, он открыл второе кафе в другом месте. И его тоже закрыли, утверждая, что он сотрудничал с фашистами… И затем он открыл третье кафе, которое тоже хотели закрыть, утверждая, что он работал на американцев… И, насколько я знаю, не без Вашей помощи, этого не произошло. Правда, никто не знает, что именно Вы тогда сказали властям…

      – Я им сказал то, чего они больше всего боятся… Я пришёл тогда в новую администрацию… Меня приняли, видимо, потому что я учил истории детей этой администрации … Они сказали мне, что неизбежно закроют это кафе, потому что Кваттроки не должны открывать на Сицилии что бы то ни было. Потому что их имя запятнано, пусть и несправедливо… Они сказали, что Сицилия – не то место, где с испорченной репутацией можно иметь какое-то дело… А на это я им ответил, что, если администрация закроет очередное кафе Кваттроки, то они снова откроют новое кафе, а те, кто закрыл предыдущее, станут посмешищем. Как и фашисты, как и американцы, которые были здесь до этого, и которые также закрывали его кафе, не понимая, что нельзя идти против судьбы… А как ты понимаешь, посмешищем не хочет быть ни один политик… И боялись они этого настолько сильно, что видимо, не стали рисковать. Потому они не стали трогать кафе Кваттроки … Осталось кафе «Среда». А до него у них было кафе «Вторник» и до него «Понедельник»… Когда-то, когда Франческо Кваттроки открывал первое кафе «Понедельник», он хорошо знал, на что идёт…

      – Так и что же, раньше Вы приходили в кафе «Вторник» только по вторникам?

      – Да. А до него в кафе «Понедельник» по понедельникам… – дон Адриано снова улыбнулся. – У Франческо буквально на лбу было написано, что ему придётся не сладко в этом деле. Но он всё равно на него решился. Тоже считал, что это его судьба… Удивительно даже, как это люди могут настолько заранее чувствовать, что их ждёт…

      – Хорошо, дон Адриано.