ОПХ. Александр Александрович Телегин

осенью мы быка на мясо забили, две свиньи по центнеру, мешок пельменей наморозили, три ведра колбасы накрутили. В городе всю родню мясом и салом обеспечили. Человек пятнадцать кормили. Да ещё тёлку продали. Живём, как никогда раньше не жили. Городские родственники завидуют: «Хорошо вам, у вас всё своё!» Так, чтобы всё своё было, надо работать, как мы. Я однажды была у Ваниной сестры Верки – с шофёром нашим Мишкой Черепановым мясо и картошку им отвозила. Они целыми вечерами лежат, телевизор смотрят. А утром Верка говорит: «На балконе у меня суп замороженный третьедневешный, разогрей папе». Я говорю: «Не стыдно тебе родного отца третьедневешним супом кормить? Мы бы такой суп и собаке не вынесли!»

      После тарелки борща я съел ещё два куска хлеба с крупно нарезанными огурцами и помидорами и поднялся из-за стола, потяжелев килограмма на два.

      – Молоко, наверное, сегодня собирать не будут, к нам ни проехать, ни пройти, – сказала, провожая меня Регина Кондратьевна.

      На улице опять шёл дождь.

      Мрачный день

      Настало тёмное хмурое утро.

      – Как дела? – спросил я инженеров, входя в нормировку.

      – До темна долбались, в десять часов приехали, – сказал Лукашов.

      – Сделали?

      – Мастерская! – голосом директора завопила рация. – Саблин! Как там на откормочнике?

      – Всё работает, Павел Андреевич.

      – Приеду сейчас посмотрю. Ты тоже подъезжай к девяти.

      – Слушаюсь, Павел Андреевич!

      – Мельников!

      – На связи, – отозвался я.

      – Как у тебя с агрегатом активного вентилирования?

      – К обеду надеюсь закончить.

      – Сразу после обеда подскочу, испытаем.

      Я встал и направился к выходу, сделав Лукашову знак следовать за собой. В своём кабинете я положил перед ним папку с его рисунками:

      – Ты это искал?

      – Это! Ты смотрел?! – удивился, испугался и обрадовался Сашка.

      – Смотрел. Не бойся, никому не расскажу. Здорово нарисовал! Талант!

      – Где ты её нашёл?

      – Антонина Ефимовна выдала из своего стола вместе со справочниками.

      – Как она к ней попала?

      – Ну уж это я не знаю!

      – Она у меня в столе лежала…, – растеряно сказал Лукашов. – Я пил в последний раз в день твоего приезда…

      – Один?

      – Нет. Много всякого народа было.

      – А кто?

      – Не помню. Начали мы с Петькой Шнайдером. Отпуск его обмывали. А потом. Мелькали лица, не могу вспомнить. Кажется, Белов был Василий Григорьевич, Золотов, да много кого. Потом отключился… Очнулся на складе в ящике… И зачем Ефимовне мои рисунки? Ничего не понимаю.

      – Если бы взяла Ефимовна, она бы мне их не выдала.

      – А кто? Зина?

      – Зачем бы Зина прятала свои портреты в столе у нормировщицы? Знаешь, Саша, ты возьми их домой. Ты где живёшь?

      – В Райцентре у родителей. Мать про Зину знает и ненавидит