Спартак. Рафаэлло Джованьоли

остался на месте, оглушенный и почти без чувств, с вылезшими из орбит глазами и посиневшим лицом. Подумав несколько секунд, Спартак повернулся к нему и спросил спокойным голосом, хотя лицо его было очень бледно и он весь дрожал от гнева и волнения:

      – Итак, ты хочешь… пятьдесят тысяч сестерций?

      – Я… больше ни… чего не хочу… Уходи… уходи… в ад… или я… позову всех моих рабов…

      – Извини… Прости меня… Я погорячился… Моя бедность… любовь к сестре… Послушай, мы придем к соглашению.

      – К соглашению с человеком, который сразу принимается душить людей? – сказал, несколько успокоившись, хозяин Мирцы, отступив назад и держа руки у шеи. – Уходи вон! Прочь!

      Мало-помалу, однако, Спартак успокоил грабителя и пришел с ним к следующему соглашению: он даст ему тут же две тысячи сестерций с условием, чтобы Мирце было отведено особое помещение в доме, где будет жить и Спартак. Если по прошествии месяца Спартак не выкупит сестры, то рабовладелец вновь вступит в свои права над ней.

      Хозяин согласился: золотые монеты сверкали так заманчиво, условие было так выгодно – он зарабатывал по меньшей мере тысячу сестерций, ничем не рискуя.

      Спартак, убедившись в том, что Мирца помещена в удобную маленькую комнатку, направился в Субуру, где жил Требоний. Он рассказал ему все и попросил помощи и совета.

      Требоний постарался успокоить Спартака. Он обещал помочь ему добиться желанной цели: видеть сестру если и не свободной, то по крайней мере защищенной от всяких оскорблений.

      Несколько успокоенный, Спартак быстро направился в дом Катилины и с благодарностью отдал полученные от него взаймы восемь тысяч сестерций, в которых он в данный момент больше не нуждался. Мятежный патриций долго беседовал с гладиатором в своей библиотеке; вероятно, они говорили о секретных делах очень большого значения, если судить о предосторожностях, принятых Катилиной для того, чтобы ему не мешали во время этой беседы; с того дня Спартак часто приходил в дом патриция, и все заставляло думать, что между ними установилась связь, основанная на взаимном уважении и дружбе.

      Все это время ланиста Акциан не переставал ходить за Спартаком и надоедать бесконечными разговорами о ненадежности его положения и необходимости позаботиться о прочном и обеспеченном устройстве его судьбы; все эти разговоры сводились к тому, что Акциан предлагал Спартаку или управлять его школой, или – еще лучше – добровольно продать себя вновь в гладиаторы; за последнее он сулил Спартаку такую огромную сумму, какая никогда не предлагалась освобожденному.

      Здесь надо выяснить, что, кроме несчастных рабов, взятых на войне, которые поступали в продажу и предназначались в гладиаторы, и кроме приговоренных судьями к этому ремеслу были еще добровольцы. Обычно это были бездельники, кутилы и забияки, погрязшие по уши в долгах, неспособные удовлетворить свою необузданную страсть к удовольствиям и относившиеся с презрением к жизни. Они продавали себя ланисте, давая