Мой препод – Лёд. Лина Коваль

е, как во рту четырнадцатилетнего подростка, пахнет «Бабл-гам», а в каждой непонятной ситуации мне хочется закрыть свои большие глаза ладошками и истошно звать папу на помощь. Но ему, конечно, об этом лучше не знать.

      Иначе не видать мне «БМВ»-ласточки как своих ушей.

      «Нет. Пары в силе. У нас новый препод».

      Прищуриваюсь и строчу ответ:

      «Только не говори, что тот Вонючка в цветастом свитере с кафедры».

      Дамир щедро отсыпает ржущих смайликов в переписку.

      «О, нет. На Вонючку он непохож. Сказать, что я охренел, этот ничего не сказать. Дуй сюда, а я пока скрытые камеры подключу. Уж сильно хочу видеть твоё лицо».

      Закатываю глаза и улыбаюсь.

      Дамир и Эмиль Алиевы – братья-близнецы и мои лучшие друзья с детства. Правда, Эмиль в архитектурный с нами поступать не стал. Рисовать он никогда не умел, а вот в театральном кружке был главной звездой, поэтому после окончания школы поступил в московский ВГИК, а мы с Дамом остались в нашей провинции, которую я только называю так небрежно, а на самом деле люблю всем сердцем.

      Поправляю мягкий чепчик на голове – основной тренд этого сезона, и застёгиваю белый короткий пуховик. Выходя из машины, осматриваю своё отражение в стекле – на лице неброский макияж, губы подведены серо-коричневым карандашом, а волосы светло-каштанового цвета привычно завиваются у кончиков.

      – Громова, – слышу знакомый голос. – Задница у тебя зачётная. «Без тебя душа болела, ты пришла, и всё прошло».

      Да, блин. Помешались все на этом сериале, что ли?.. И бывший парень туда же.

      – Рудаков, – разворачиваюсь и закидываю кожаный рюкзак на плечо. – Моя задница – больше не твоего ума дело. За своей следи.

      – Твоя интереснее, – Алан кидает заинтересованный взгляд на мою короткую юбку и чёрные гетры, едва доходящие до колена. – Я, может, на неё каждую ночь… хмм… В общем, думаю о ней, Громова. Сил никаких нет.

      – Придурок, – проговариваю под нос.

      – Когда ты уже меня простишь, Юль?..

      – Меня мажоры больше не интересуют, – не дожидаясь ответа, отправляюсь со стоянки к главному зданию университета.

      – А ты сама-то кто?.. Твой рюкзак по стоимости примерно, как комната в первой общаге.

      Машинально смотрю в сторону того самого общежития и делаю то, за что мама всегда ругает – морщу лоб.

      – И что? – отвечаю. – Мне его подарили.

      – И ничего, Юлька. Когда ты меня простишь? – упрямо повторяет.

      Резко останавливаюсь и смотрю в смазливое лицо, на которое и повелась в сентябре. Подтянутая фигура, пара татуировок на руках, отличное чувство стиля. Честно сказать, даже влюбляться начала.

      – Может, извинишься для приличия? – зло проговариваю.

      Рудаков ослепительно улыбается. Стоматолог у него неплохой, но меня это больше не интересует.

      – «Пацаны не извиняются», – отвечает он подмигивая модной фразочкой.

      – Вот и встречайся с пацанами, Рудаков.

      – Ну, Юль, – открывает он для меня тяжёлую дверь и пропускает вперёд, а затем помогает снять верхнюю одежду. – Сколько говорить, что те девки были не с нами?..

      Стрельнув в него безразличным взглядом, выхватываю пуховик и сдаю его в гардероб.

      – Юляш, – тянет сзади Алан, пока идём по коридору.

      Возле входа в аудиторию он подцепляет мой локоть, а второй рукой обхватывает талию.

      У меня внутри такая злость закипает. Сейчас взорвусь.

      Около двух недель назад, в сторис своего лучшего друга Паши Лепса, Рудаков страстно сосался с какой-то гусыней в ночном клубе. На следующий день, в университете даже доска с объявлениями смотрела на меня с жалостью…

      А он?

      «Пацаны не извиняются»?

      Обхватываю металлическую ручку на двери, ведущую в первую римскую аудиторию, и тяну на себя.

      – Отвали, Алан, – шиплю сквозь зубы и пытаясь выбраться из крепкого захвата, резко подаюсь вперёд.

      И всё бы прошло гладко… если бы на моём пути не возникла каменная, рельефная грудь, в которую я врезаюсь, и закусываю губу от досады!..

      Поднимаю глаза, задерживая дыхание. Моргаю шокировано. Сглатываю образовавшийся ком в горле.

      Вспышка, темнота и снова вспышка…

      Я могла бы списать очередную встречу, а вернее, очередное столкновение со Львом Демидовым, на видение или странный сон, но мужской древесный аромат в носу такой настоящий и такой… забытый. Вырванный из сердца насильно. Этот запах, настолько распирающий мою душу воспоминаниями двухлетней давности, что мне приходится только часто дышать и рассматривать крупные черты взбешённого лица. И причина для этого быстро находится.

      «Проклятый кусок айсберга» опускает многозначительный взгляд на свою уже не белоснежную рубашку, залитую чертёжными чернилами, а затем переводит его чуть выше, на ладонь Рудакова, уютно расположившуюся на моей талии.

      Душа замирает в ужасе.

      Ловлю