Американские женихи. Татьяна Яковлевна Эдел

радости, снова стала почти такой же тоненькой, какой была в молодости. Я летала по улицам птицей, не чувствуя ни своего тела, ни возраста.

      Но я отвлеклась, а меж тем выпитый коньяк сделал свое дело, разговор становился все оживленнее. Наступила пора показывать свои таланты, как того хотел он. Я начала читать Апухтина:

      Когда любовь охватит нас своими крепкими когтями

      Когда за взглядом гордых глаз следим мы робкими глазами

      Когда не в силах превозмочь мы сердца мук и как на страже

      Повсюду нас и день, и ночь гнетет все мысль одна и та же

      Когда в безмолвии как тать, к душе подкрадется измена,

      Мы рвемся, ропщем, и бежать хотим из яростного плена.

      Мы просим воли у судьбы, клянем любовь, приют обмана

      И как восставшие рабы кричим, долой, долой тирана.

      Но если боги, вняв мольбам, освободят нас от неволи

      Как пуст, кажется он нам спокойный мир без мук и боли

      О, как захочется нам вновь, цепей, давно проклятых нами

      Ночей, с безумными слезами и слов, сжигающих нам кровь.

      Промчатся дни без вдохновенья, минуют годы без следа

      Пустыней тихой без волненья нам жизнь покажется, тогда…

      Как предки наши мы с гонцами пошлем врагам такой привет

      Обильно сердце в нас мечтами, но в нем теперь покоя нет,

      Придите, княжите над нами…

      После первых же произнесенных строк глаза Александра широко раскрылись в удивлении и, мне казалось, изумлении. Серо-голубые, прозрачные, как утреннее небо, вбирали меня всю, от гребенок до ног, как сказал другой великий поэт.

      – Да, действительно, ты читаешь прекрасно, – произнес он и после некоторой паузы добавил – В юности я мечтал о том, что где-то родилась девочка только для меня одного. Возможно, в далекой стране....

      Наступило время песен. Зная, что он был покорен романсом, я запела “Не уходи, побудь со мною”. Все свои чувства я вложила в эти строчки, моя душа летала в небесах.

      Чувствовала себя неуютно в простеньком платьице, ведь я могла привезти вечернее, изящное. После долгих раздумий решила его не брать, вспомнив мамины слова: “Полюби меня черненькую – беленькую меня всяк полюбит”. Саша тоже был одет просто: в джинсы и свитер. Я начала петь несложные в исполнении романсы. Я пела, а наши глаза неотрывно смотрели друг на друга, будто кто-то привязал нас намертво и уже не развязать.

      Меня переполняла нежность, осмелев, я села ему на колени. Он сказал, что я очень легкая, наверное, у меня косточки полые, как у птицы, и меня можно носить на руках. Попал в самую точечку, я с самого детства ощущала себя птицей, сама не знаю почему. Может быть оттого, что когда-то давным-давно прочитала рассказ о девочке, чувствовавшей, что умеет летать и в конце оказавшейся пришелицей с другой планеты. А мне, как Катерине в “Грозе”, часто хотелось поднять руки и полететь неведомо куда и неведомо зачем.

      Хотела пересесть на свое место, но Саша не отпустил:

      – Нет-нет,