И через все это…. Анатолий Горсков

руке и нетерпеливо подпрыгнул.

      – Нет! Успокойся! Веди себя хорошо! – она резко дернула сына за рукав.

      Раздался рев. Мальчишка не заплакал и не захныкал, а сразу заревел. Так, как это умеют только маленькие дети. Навзрыд, громко и пронзительно. Откинув голову, сморщившись, закрыв глаза и широко раскрыв рот, из которого, взрывая барабанные перепонки резкими режущими звуками, неслись боль, обида и непонимание.

      – Прекрати сейчас же! – мать попыталась его одернуть.

      Но маленький монстр уже брыкался и, отбиваясь, продолжал оглашать вагон криком. Я кинул взгляд на часы соседа, разгадывающего сканворд, оставалось ехать примерно двадцать пять минут. Из них большую часть времени мне придется провести в обществе расстроенного малыша. Поездки в электричке неплохо развивают наблюдательность, поэтому я сделал вывод, что до остановки, на которой мама с сыном покинут вагон, еще очень далеко. Я отвернулся к окну, стараясь раствориться в пролетающем мимо пейзаже, думая о чем-то своем. Эта элементарная уловка временно блокировала слух, и вопли ревущего монстра не проникали в мой мозг. Поезд отъехал от станции Перерва и медленно двигался по направлению к железнодорожному мосту через вечно серо-свинцовую Москву-реку. Он привычно притормозил при въезде на мост, мелькнула в окне сторожка охранника. Когда-то давно около нее стоял солдат с ружьем на плече. Но уже давно будка пустовала. Неожиданно вагон дернулся, раздался скрип тормозов, и поезд остановился на мосту. По ретрансляции голос машиниста попросил сохранять спокойствие, по техническим причинам движение поезда временно остановлено. От нечего делать я стал разглядывать соседний мост. С одной стороны, если ехать с Курского вокзала, слева по ходу движения уже несколько лет велась стройка. Один грузовой мост разбирали, а другой строили на наших глазах. В Москве-реке появлялись опоры, железный каркас, на который в данный момент укладывали железнодорожное полотно.