Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом. Пелам Гренвилл Вудхаус

если тебе так уж неймется судачить обо мне, то будь любезен держать это при себе! Нечего мне докладывать, что сказали твои проклятые дружки и что ты им ответил. Мне это слушать скучно и неинтересно. Я ценю их мнение куда меньше, чем, похоже, ты! – Дерек на миг умолк, сражаясь с нарастающей болью. – От души благодарю тебя за гостеприимство, – продолжал он, – однако, думаю, негоже им злоупотреблять. Не мог бы ты попросить Баркера упаковать с утра мои вещи? – Он двинулся к двери грузной походкой, характерной для жертвы банкета москательщиков. – Я переезжаю в «Савой»!

      – Послушай, старина, зачем ты так?

      – Спокойной ночи!

      – Но…

      – И передай своему другу Деверо: если не прекратит совать нос в мои личные дела, оторву!

      – Ну, Ронни ты, конечно, не знаешь, – с сомнением заметил Фредди, – но имей в виду: он не то чтобы слабак. На последнем курсе дрался за Кембридж в легком весе и…

      Дерек хлопнул дверью. Фредди остался один. Со скорбной миной на обычно жизнерадостной физиономии он принялся растирать икры. И зачем только люди ссорятся? Жить куда легче, когда все идет гладко.

      Прекрасный и такой привычный мир рушился прямо на глазах. Сперва разорилась и исчезла бедняжка Джилл. Как же скучно стало без нее, такой славной и общительной! Взяла и сорвалась куда-то… Теперь и Дерек следом. Сто лет вместе, еще со школы – и на тебе!

      Испустив тяжкий вздох, Фредди потянулся за спортивной газетой, своим неизменным утешением в минуты испытаний. Закурил новую сигару и уютно устроился в кресле. Послеобеденная игра в сквош, которую Фредди обожал, его утомила.

      Время шло, соскользнула на пол газета, за ней – потухшая сигара. Из глубин кресла раздался слабый храп…

      Ощутив на плече чужую руку, Фредди рывком очнулся от беспокойного сна и встретил взгляд Дерека. Взъерошенный и бледный, тот стоял согнувшись и держась за живот.

      – Фредди…

      – А? Что?

      Лицо Дерека исказилось от приступа боли.

      – У тебя найдется пепсин? – простонал он.

      Как же насмехается диспепсия над суетным людским величием! Она еще злее, чем сама любовь, и низвергает с высот даже самых надменных. Перед Фредди корчился совсем не тот Дерек, что так высокомерно покинул комнату всего два часа назад. Желудочная пытка сломила его гордость.

      – Пепсин?

      – Да… – выдавил он. – У меня жуткое несварение.

      Пелена сна окончательно развеялась, и Фредди кинулся на помощь другу – тот самый случай, когда последний из Руков оказывается совершенно незаменим.

      Кто, как не он вскочил с кресла и усадил туда Дерека; это он слетал в ночную аптеку за углом и вернулся с магическим зельем, исцеляющим с гарантией даже страуса, переевшего десятипенсовых гвоздей; наконец, не кто иной, как он, смешал с водой и подал лекарство.

      Старания его были вознаграждены. Вскоре мучительная боль утихла, и несчастный стал приходить в себя.

      Можно было бы даже сказать, что вновь стал самим собой, если бы не столь чуждое его натуре кроткое, покаянное настроение, овладевшее им на одре болезни.