Вилами по воде. Линда Ангелина

потерь; лёгкий ветер озёрный доносит

      дальний звон, перекличку сирен, тихий шелест листвы;

      для чего ты всё так, как случилось, о Господи, сделал?

      Уплывают во тьму к молчаливым лугам асфоделий

      незабудки и россыпь настурций и трав полевых…

      Мне нельзя здесь бывать – этот воздух для психики вреден,

      я болею потом, но проходит какое-то время,

      и меня снова тянет какая-то сила сюда

      непонятно зачем – мне совсем не становится легче,

      пустоту и тоску ни вино и ни время не лечат,

      ни маяк в темноте, ни воды бесконечной слюда…

      Опрокинуто звёздное небо в безмолвную заводь,

      вдалеке в лунном свете мелькают огни, ускользая –

      то ли духи озёрные, то ль караван кораблей –

      между тем перспектива бледнеет, тускнеет пространство,

      распадаясь на зыбкое множество пятен абстрактных,

      растворяется фата-морганой и тает во мгле;

      возвращаюсь под утро домой, по дороге замёрзнув,

      наливаю вино в тишине беспросветной и мёртвой,

      пью, грущу, вспоминаю – и видятся в красном вине

      огоньки карусели озёрной… Господь милосердный,

      пусть реальность моя будет тягостной, скудной и серой,

      но пусть будет блестеть это лунное озеро в ней…

      Река

      Я ходила искать моего убежавшего Джека

      По осеннему лесу, по колкой траве порыжелой

      Над рекой с неподвижной водой ледяной молчаливой,

      Где каскадом склонились безмолвно плакучие ивы –

      Я искала его, я звала его: Джек! – и свистела,

      Но ни звука в ответ из окрестных полей опустелых –

      Только эхо порой возвращалось ко мне рикошетом –

      Я всё шла и сквозь слёзы звала убежавшего Джека;

      Опускался туман. Клочья белой шифоновой ткани

      Расплывались над речкой, ползли у меня под руками,

      Укрывали тропу средь озябших речных разнотравий –

      Эти травы дурманили голову словно отрава –

      Я блуждала по зарослям дрока, хвоща и манжетки,

      И звала и звала моего убежавшего Джека…

      Постепенно менялись цвета в глубине панорамы:

      Растворялись в тумане густом краски осени ранней –

      Превращались и небо, и лес, и речная лагуна

      В монохромный эскиз лаконичный пером по латуни…

      Я брела вдоль реки без дороги и плакала горько,

      И в какой-то момент оказалась на голом пригорке,

      И оттуда увидела вдруг очертания лодки,

      И причал, и фигурки людей в поволоке бесплотной,

      Старика на корме в балахоне чудном старомодном,

      И собаку, к нему на колени приткнувшую морду –

      Я хотела приблизиться к лодке, но некая сила

      Удержала меня и спуститься к воде не пустила –

      Я смотрела на старца и пса, и на лодку в смятенье,

      И сгущался туман, превращая всё сущее в тени…

      В эту ночь я казалась себе сумасшедшей и пьяной –

      Это мог бы быть сон, но мой плащ был усыпан репьями,

      И