Женщины на российском престоле. Евгений Анисимов

двора в Петербург саксонский посланник Лефорт писал, что императрица тем самым хочет «избавиться от многих неприятных лиц, которые останутся здесь (в Москве. – Е. А.) или будут отправлены далее, она хочет иметь полную свободу…» Остался доволен переездом и «тот, который надобен» был энтузиастам-пожарникам. «Варварская столица» ему не нравилась. К тому же с ним в Москве приключился невиданный конфуз: его, блестящего наездника, на глазах императрицы, придворных и толпы сбросила наземь лошадь. Анна Иоанновна, нарушая всю церемонию царского выезда, выскочила из кареты, чтобы самолично поднять из проклятой московской грязи бедного, ушибленного, но бесконечно любимого обер-камергера.

      Если же серьезно, то переезд в Петербург был сильным ходом правительства Анны. Для заграницы перенос при Петре II столицы в Москву символизировал отступление от политической линии Петра Великого. Лозунг момента был таков: «Назад в Петербург – вперед в Европу!» Многие трезвые политики и раньше понимали важность возвращения столицы на берега Невы. Анна вняла этим советам, продемонстрировав всему миру приверженность политическим идеалам Петра Великого.

      Помещица Ивановна

      И стала Анна Иоанновна жить-поживать в Петербурге.

      В 1732 году в Тайной канцелярии рассматривали дело солдата Ивана Седова. Он позволил себе оскорбительно прокомментировать рассказ товарища, наблюдавшего возле дворца замечательную сцену. Ее величество сидела у открытого окна. Мимо брел некий посадский человек в рваной шляпе. Анна Иоанновна его остановила, отчитала за непрезентабельный вид и выдала два рубля на новую шляпу. Поступок, достойный одобрения. Но не своим гуманизмом он интересен. Просто в этой сцене – вся императрица. Образ скучающей помещицы, которая глазеет из окна на прохожих или «драку козла с дворовою собакой», вряд ли приложим, например, к Екатерине II, а вот к Анне – вполне. Она, в сущности, и была помещицей, правда, не какой-нибудь Богом забытой псковской деревеньки Большое Алешно, а громадной России. Мелочная, суеверная, капризная госпожа, она пристрастно и ревниво оглядывала из своего петербургского «окна» весь свой обширный двор и, замечая непорядок, примерно наказывала виновных челядинцев.

      Был у нее и свой «прикащик». Он ведал самой большой «вотчиной» – Москвой. Звали его Семеном Андреевичем Салтыковым. Читатель помнит, что именно ему Анна Иоанновна поручила в памятный день 25 февраля 1730 года командовать гвардией. Теперь он командовал Москвой.

      «Семен Андреевич! По получении сего письма пошли [в] Хотьков монастырь и возьми оттудова Матери-Безношки приемышка мальчика Илюшку, дав ему шубенку, и пришли к нам на почте с нарочитым солдатом». «Семен Андреевич! Изволь съездить на двор к Апраксину и сам сходи в его казенную палату, изволь сыскать патрет отца его, что на лошади написан, и к нам прислать, а он, конечно, в Москве, а ежели жена его спрячет, то худо им будет».

      Такие письма Салтыков получал десять лет подряд. Не раз и не два почтенный главнокомандующий