– …результаты? – выговорили едва шевелящиеся губы.
Обмякший Владимир Дмитрич сидел за столом. Живот упирался в столешницу и подрагивал. Его неохватное тело сотрясалось от почти невидимых, но оттого ещё более болезненных конвульсий. Дёргался подбородок и щёки. С каждым ритмичным движением ещё глубже закатывались окончательно побелевшие глаза. Остатки рыжих волос развалились, оголив потную розовую лысину. К самому темечку, плотно прижавшись к потемневшей в этом месте коже, присосался мальчишка. Его рот, казалось, разошёлся на пол лица. Челюсти ходили туда-сюда, как будто он пытался высосать из хозяина мозги. Тонкие руки держались за торчащие из бакенбард уши, а худые ноги обвили шею и скрылись в складках одежды начальника.
У заместителя Бойчика закружилась голова и так резко подскочила тошнота, что он прижал ладонь к губам. Весь сжался, впился глазами в паркет и забормотал:
– Аз, веди, глаголь, добро, есть, зело, земля, иже, фита.
Но от бабушкиного наговора лучше не становилось. Упругие, пружинящие, липкие звуки преследовали, не давая собраться с мыслями. Он отступал, пока не упёрся в дверь. Собрал последние остатки самообладания и пискнул:
– Зайду позже!
Хотел развернуться, но властный крик остановил. Заместитель Бойчик замер, переступая с ноги на ногу. Тошнота подступила совсем близко.
– Что тебе? – голос хозяина звучал глуше, чем обычно.
– Бидбей заперт, всё началось. Когда… как… часто результаты…
– Всё идёт по плану, – раздался тонкий смешок.
Заместитель Бойчик поднял глаза.
Мальчишка всё ещё сидел на шее Владимира Дмитрича, присосавшись к его макушке, и тянул за уши, открывая рот и выдавливая нужные звуки. Оторваться от этого зрелища было невозможно. Собственные мышцы будто перестали