Данте. Дмитрий Мережковский

быть, после той тяжелой, едва не смертельной, болезни Данте, Биче, в одну из мимолетных уличных встреч, и прошла мимо него, без приветствия, как проходила во все эти два последних года («жестокость» это или что-то совсем другое, – мучить так человека, почти смертельно больного от любви к ней?). Но по тому, как она вдруг покраснела и побледнела от радости, увидав, что он жив и здоров, он понял, что она простила его и снова позволяет любить себя; и обрадовался этому так, как будто и она его любит; может быть, подумал, в первый раз: «А что, если любит?» Но все равно, любит или не любит, – Она есть в мире, и даже если умрет, и не будет Ее, – все-таки была: уже в этом одном блаженство для него бесконечное.

      Видел я монну Ванну и монну Биче,

      идущих навстречу мне.

      Чудо одно шло за другим.

      И то же, что говорила душа моя,

      сказал мне бог Любви: «Имя той: Весна,

      а этой: Любовь, – так она похожа на меня», —

      вспоминает Данте, может быть, об этих блаженных днях[14].

      В первый и последний, единственный раз на земле называет он Беатриче ее земным, простым, уменьшительным именем «Биче» (так назовет ее снова только в раю), – может быть, потому, что вдруг чувствует ее земную, простую близость, в простой, земной любви.

      Столь же, как любовь, прежде, казалась мне жестокой,

      кажется она мне теперь милосердной...

      И чувствует душа моя

      такую в ней сладость,

      что лицо мое бледнеет[15].

      ...«Сердце мое было, в эти дни, так радостно, что казалось мне не моим: столь ново было для меня это чувство»[16].

      В эти дни, вероятно, и прозвучала одна из самых райских песен земли – о трех певцах любви и трех возлюбленных: Данте и монне Биче, Гвидо Кавальканти и монне Ванне, Лапо Джианни и монне Ладжии[17]. Но и в этой песне Данте не смеет назвать Беатриче по имени, – слишком оно для него свято и страшно; он называет ее «Числом Тридцатым», потому что «всех чудес начало – Три в Одном».

      Хотел бы, Гвидо, я с тобой и с Лапо,

      В одной ладье волшебной, в море плыть

      Так, чтоб сама она, по нашей воле,

      Как по ветру неслась, и ни судьба

      И никакое зло иное в мире

      Нам не могло преградой быть в пути;

      Но, чтоб в одном блаженстве бесконечном,

      Быть вместе в нас желание росло.

      Еще хотел бы я, чтобы волшебник добрый

      К нам перенес в ладью и монну Ванну,

      И монну Ладжию, и ту, чье имя

      Я под числом тридцатым в песне скрыл;

      И чтобы в этом светлом море, с ними

      Мы о любви беседовали вечно,

      И каждая из наших вечных спутниц

      Была бы так же счастлива, как мы[18].

      Вдруг, в этой блаженной вечности, точно громовой удар из безоблачного неба, – смерть. Монна Биче умерла внезапно, – кажется, в ночь с 8-го на 9 июня 1290 года[19].

      Данте еще писал ту песнь о блаженстве