Восход заплутавшего солнца. Владислав Муравьев

длинными цепкими пальцами. Их украшали два массивных узорчатых перстня, а на тыльной стороне ладони красовался большой черный ажурный рисунок. – Кость слона. Очень крепкая и очень старая. Никакого сравнения с безделушками, что режут из верблюжьей.

      – Пустая… – он вновь повертел диковинку в изящных руках.

      Откуда знать ему, что шкатулка вовсе не пуста? Что может быть более достойным для хранения, чем память? Все ценности умирающего – его прошлое. Воспоминания, к которым то и дело ты мысленно обращаешься, трогательные моменты, что ценишь превыше любых драгоценностей. Только ступив за край, понимаешь – самые дорогие сердцу вещи вовсе не вещи.

      Так продолжилась их встреча. Салах ад-Дин… Юсуф о чем–то расспрашивал, чаще о незначительном или совсем малозначимом, Бодуэн отвечал, чувствуя себя неловко. Словно его экзаменует Гийом, а он не уверен в правильности ответа. Наконец, халиф поднялся.

      – Избегай бросаться словами. Только поступки имеют цену.

      Они встречались многократно – Салах ад-Дин избрал Город в качестве своей резиденции. И встречи эти приносили обоюдную пользу. Бодуэн с нескрываемым интересом слушал различные истории арабского мира, поучался у султана монаршему поведению – тот удивительным образом сочетал величественность и открытость с подданными, чем не славились соотечественники короля. Не единожды наблюдал он Салах ад-Дина за непринужденной беседой с тем, кто был значительно ниже его по положению и всегда это был разговор равных мужчин. Показное величие ему было чуждо.

      Собеседник короля живо интересовался языкознанием. Бодуэн, владеющий шестью, включавшими римскую и северную латынь, греческий и обе разновидности языка франков, оказался для него прекрасным подспорьем. С каждым разом его и без того неплохое произношение становилось все более правильным. А Бодуэн сетовал, что Гийом не обучил его арабскому, посчитав свои знания в нем недостаточными для преподавания.

      Еще короля притягивали шахматы. Игра, совершенно незнакомая в христианской среде. Здесь в ходу была табула, еще чаще кости, но не эти изукрашенные резные фигурки. У него, только знакомящегося с ними, не было шансов на победу и внимание короля прежде всего притягивали именно они. Вырезанные из желтоватой кости, исполненные с поразительным мастерством, фигурки тем не менее имели довольно потрепанный вид. Многочисленные сколы, отсутствующие элементы, отчего утративший передние ноги и хвост один из скакунов казался каким–то мифическим животным, но не конем. А другие и вовсе имели отметины, похожие на следы зубов. Впрочем, при встречах с ним Салах ад-Дин не допускал никаких вольностей.

      – У меня довольно резкий нрав, – произнес он, заметив, что Бодуэн разглядывает искалеченного коня. – Именно по этой причине я и принял решение поселиться здесь. Пусть даже и временно. Близость святынь лечит, успокаивает. Увы, буйством крови я пошел не в отца. Чем взрастил вокруг множество врагов. Часто заслуженно. Когда они напоминают о своем существовании, я стараюсь