Восход заплутавшего солнца. Владислав Муравьев

жаркое… Гораздо жарче пролетевшей весны. Лето Бодуэн не любил, впрочем, сейчас он не любил и все прочие времена года.

      Хандра… Внезапно нахлынувшая и в одночасье заполнившая его. Густая, тягучая, всеобъемлющая, подавившая в Бодуэне даже крошечные проростки борьбы с нею. Существовать в состоянии перманентной хандры – становиться соучастником в собственном медленном убийстве. В предвкушении скорого конца волны уныния накатывали на него все чаще. Ранее он не позволял себе отдаваться течению, полагая, что с умерщвлением тела прекрасно справится его недуг и помогать ему в этом не следует. Напротив, Бодуэн всячески отдалял неизбежное, стараясь усложнить проказе задачу. Здоровый дух лечит тело. Теперь же и дух его был болен.

      Мертвая рыба, плывущая по течению.

      Неважным стало все. Чистота, еда, удобство сна… он огрызался на слуг, когда они с особым усердием поправляли подушки и валики. Какая разница, как умирать – в пролежнях или без?

      Скоро… дотянет ли он до зимы? Вряд ли. Бодуэн очень хорошо познал врага и ему известно, что тот наносит решающий удар летом – именно летом лекарня лазаритов теряет больше всего своих вынужденных постояльцев. Словно выходит она из спячки и пожирает их, пока не насытится.

      Как скоро она захватит тело? Как скоро он будет выхаркивать распадающиеся легкие? Даже встреча с убийцей может закончиться победой. Его можно одолеть, испугать, купить. Но как испугать смертельную болезнь? И сердце срывается в непривычный двойной такт – это ее торжественная поступь. Поступь победительницы короля.

      Бодуэн окинул взглядом свое скромное убежище. Он позволил бы себе небрежность или даже неопрятность. Если бы не слуги. Слугами в его доме заведовал Гийом. Бодуэн предпочел бы, чтоб они приходили, выполняли свои дела и удалялись, но Гийом, обычно соглашавшийся со всеми соображениями короля, оказал неожиданный отпор.

      – Как служитель церкви я вовсе не против того, чтоб мой подопечный обрел славу отшельника, а после смерти и возможного святого, но нет… король занимается делами королевства, а не прячется в монашеской келье. Вы должны производить хотя бы минимальное впечатление на подданных.

      И Бодуэн сдался под этим напором.

      – Мой король! – крыса, казалось, в исступлении принялась грызть дверь. Прогрызет дыру, ей Богу прогрызет…

      Бодуэн выбрался из бессчетного числа подушек, валиков, подкладок, которые прислужники подсовывали под истерзанное болезнью тело. Распахнул тяжелые занавеси и в помещение, приняв приглашение, ввалились жара и близкое к полуденному солнце. Наступившее лето станет для него последним. Бодуэн был в этом уверен. Лето, так и не ставшее для него родным. Будучи чужаком на Святой земле, пусть даже и рожденным здесь, вскорости таким же чужаком он ее и оставит. Какая ирония! Столько слышать о природе заморья от еще живых баронов, когда–то перебравшихся сюда по велению деда, а потом отца, но не увидеть ее даже оставшимся глазом. Пекло, будь оно неладно…

      Накинув любимый – подарок Салах ад-Дина! – шелковый халат, он позвал пришедшего. Тот был мелковат