У истоков пирамид. Евгений Леонидович Саржин

ей казалось.

      Но теперь он ушел, и сегодня, как и в предыдущие дни, ей нужно было выйти одной в Нехе. И не просто выйти – вчера к ней пришла женщина, чьего имени она не запомнила, но это была одна из тех, кто ходил вместе с Седжи. Она сказала, что жрец приглашает её к себе в жилище на следующее утро. Ренехбет за время, проведенное в Нехе, уже отвыкла, что местные женщины разговаривают с ней, как с равной – все они опускали глаза, и в голосе звучал благоговейный страх. Нельзя сказать, что посланница Седжи была непочтительна, но страха в ней не было совершенно точно, а слова жреца она передала так, что было неясно, приглашение это или приказ.

      Ренехбет все еще не понимала старого жреца. Тогда, на берегу, и потом, он обращался к ней, как когда-то отец – но его взгляд, становившийся пронзительным, когда он говорил о своем Боге-Соколе, и сейчас пугал её, как испугал в тот самый первый день. И еще тревожнее становилось от того, что она поняла – Седжи у её мужчины вызывал сходные чувства. Конечно, Гор-Кха никогда бы этого не показал, но она видела явное – жрец, с его изогнутым посохом в правой руке смотрел на уари без всякого страха, и говорил с ним как с равным. Единственный в Нехе… хотя нет, есть еще Себех.

      Но что Седжи хочет от неё сейчас? Может сегодня – день какого-то обряда, о котором она не знает, а должна знать? На этой неделе она рассудила еще один женский спор – две сестры спорили из-за мужчины, обещанного их семье, и приняла от другой женщины жертву Нехбет об удачном разрешении от бремени. Все ли она сделала правильно?

      Нехе, залитое солнечным светом, давно уже проснулось. Когда Ренехбет, за спиной которой следовала Мерхет, проходила мимо хижин, во многих из них оставались только дети и женщины. В этой части селения жили шери – такой разницы не было в Ме-Нари. Сейчас многие из них ушли в каменную землю вместе с Гор-Кха, а из тех, кто остались, некоторые отправились на охоту. Шери в Нехе воевали, охотились или торговали – часто отправляясь для этого на ладьях вверх и вниз по Реке. Младшие же, еще не взявшие в руки лук или булаву, пасли скот на лугах за взгорьем.

      Нехе лежал между несколькими каменистыми руслами высохших ручьев, хижины опускались с пригорков вниз, не доходя, однако, до дна – низины затапливались при разливах по весне. Седжи жил у другого края холма, рядом с жертвенным шестом и камнем Гора-Сокола. Прямо за хижиной начиналось кладбище – старое место упокоения, и люди избегали ходить туда после наступления темноты. Но жрец не боялся потревоженных теней.

      – Пусть Нехбет осветит твой день, уари-на, – девушка подняла голову, отвлекшись от своих мыслей. К ней обратилась высокая женщина, стоявшая у одной из последних хижин. Запястье руки, которую она подняла в приветствии, украшал отделанный крокодильими зубами браслет – явно жена одного из шери. Она, не отрываясь, глядела на Ренехбет своими очень темными, широко расставленными глазами. Солнце поблескивало на гребне из слоновой кости, скреплявшем её прическу.

      – И да будут сильны и