Смертельный звонок. Николай Леонов

Резюме, впрочем, укладывалось в строчки Высоцкого, пусть современность и развитие разного рода технологий вносит коррективы. Нет у Нинки ни подбитых глаз, и ноги вполне достойные, не разные – в общем, несмотря на бурную и нездоровую молодость (или благодаря ей), на Серегин взгляд, Нинка по-прежнему ослепительна.

      Сказать по правде, просто смазливая бабенка, глазки у нее – не глазки, буркалы, рот до ушей, а уж если задеть, то ведет себя просто как базарная хабалка. Более искушенный не нашел бы ничего особенного в этой невысокой, приземистой особе, с фигурой, уже порядком оплывшей, как свечка, хотя до сих пор с изгибами и выпуклостями строго в надлежащих местах. Осанка, впрочем, имеется, и подбородок, хотя и властный, но изящный, и лицо, пусть и краснеет свеклой от малейшего волнения, но правильное.

      Однако Серега Зубков с детства отличался еще одним талантом: особым зрением. Он в людях умел видеть лишь то, что хотел. И в данном случае видел единственные в мире глаза, полные материнской нежности и любви, блестящие, пронизывающие и умиляющие; видел изящный ротик, в котором пленительного и чарующего куда больше, чем во всех ртах мира; видел не вздорность, а…

      В общем, по-прежнему видел в этой фигуристой крикливой особе девочку с толстыми, как у куклы, смоляными косами, огромными пышными бантами, в гольфах с помпонами и в пышном платьице. Прошли те времена, когда он имел право по-свойски отвешивать ей люлей по ситуации, а то и мячом в пятак, если жульничала в вышибалы, поджидать на безопасном расстоянии от зубоскалов, чтобы отобрать и поднести портфель.

      От прошлых панибратских отношений остались лишь клички – Серый и Лайка.

      – Вы из садика? – поинтересовался Сергей, вручая Ляльке леденец.

      – Нет, мы гуляли, – объяснила Нина, лакомство отбирая, – педиатр говорит, у нас лишний вес и нам нужен моцион.

      Лялька, которая, лишившись конфеты, надулась, к тому же пустая болтовня ребенку надоела. Она протянула Зубкову обе ладохи и, не думая здороваться, приказала:

      – На ручки.

      Разумеется, участковый беспрекословно усадил уставшую малолетнюю Романову себе на шею, а старшей по старой памяти предложил:

      – Сумку-то давай, тяжелая.

      – Ничего.

      В гору они побрели все вместе, поскольку проживали теперь хотя и не дверь в дверь, но в соседних домах. Серега все косился, пытаясь разглядеть Нинин профиль, так что мелкая Лялька, потеряв терпение, дернула его за уши.

      – В сосняке гуляли? – спросил он, сделав вид, что это ничего.

      – Нет. Там, – она выдержала паузу, плавно повела рукой, – за каналом…

      В голосе у нее прозвучали такие тайна, надрыв и ностальгия, что у Сереги аж лицо перекосило, как от кислого.

      «Ну не надоест ведь. Опять за свое», – но привычно сдержался и спросил вполне естественно, заинтересованно и ласково:

      – И как же там, за каналом?

      – Все неизменно, –