Смертельный звонок. Николай Леонов

хозяйничать: поставила на огонь чайник, принялась крутить ручку деревянной кофемолки.

      Анна Георгиевна приступила к главному:

      – Алена сказала, что вас интересует художественный портрет моих соседей и учеников.

      – Вы правы, интересует, – подтвердил Гуров.

      – Надеюсь, молодой человек, вы не рассчитываете на объективность? Вы же понимаете, что я пристрастна, как учитель, более того, классный руководитель. И не судья я ни Романову, ни Лайкиной.

      – А нам именно и важны сугубо субъективные познания именно такого человека, как вы, – охотно пояснил Крячко, почти искренне.

      – И позвольте сразу уточнить, – попросил разрешения Гуров, – судя по тому, как вы их называете, вы этот союз не одобряли.

      Старая учительница вздернула черную бровь, глянула испытующе. Но насколько чисты были две пары этих глаз, настолько открыты и простодушны взгляды – ни тени насмешки, или, упаси боже, недоверия, – что она успокоилась и продолжила:

      – Вы внимательны, молодой человек, быстро схватываете и делаете в целом правильный выводы Ваша правда, не одобряла, – она чуть пристукнула палкой, – и, как видите, оказалась права.

      – Вы имеете в виду случившееся несчастье, – уточнил Станислав.

      Анна Георгиевна величественно кивнула:

      – Я имею в виду целую цепь несчастий. Видите ли, мой богатый профессиональный и жизненный опыт позволяет утверждать: любой наш необдуманный поступок – большой ли, малый, – непременно приведет к трагедии.

      – Неужели трагедии?

      – Уж мне-то поверьте. Может, употребила громкое слово, но вы же не станете спорить с тем, что иной раз и сломанный ноготь – трагедия. Да-а-а… не стану отрицать, что Нина Лайкина – это моя трагедия, личная. Самая крупная и даже единственная педагогическая неудача, полная и безоговорочная.

      – Все ли так плохо? – вежливо усомнился Гуров. – Вы не преувеличиваете?

      – Нет. Более того, воспринимаю нашу встречу как попытку исправить то, что еще можно. Лет мне много, человек я одинокий, детей собственных нет. Денис – мой крестник, а с мамой его… она у нас медсестрой работала… мы старые приятельницы. Из этого понятно мое отношение к Лайкиной.

      – Простите, – Крячко учтиво поднял ладонь, – Анна Георгиевна, не забывайте, что сами мы не местные и совершенно не осведомлены о взаимоотношениях внутри вашего социума. Нам детали важны.

      – Понимаю, – заверила старая завуч, – давайте по порядку, с главного.

      Она пошевелила бровями, губами пожевала внезапно по-старушечьи и начала так:

      – Никто так и не понял, зачем Денис женился на Нине. Большинство людей, близко их знавших…

      – То есть весь поселок, – невинно вставил Крячко, но старуха и ухом не повела:

      – Именно. Все были шокированы его женитьбой. Особенно сильным было потрясение для девочек, знавших и его,