Смертельный звонок. Николай Леонов

то жажду знать, в каком он СИЗО.

      – Зачем?

      – Калачика занесу. Я ему симпатизирую. Короче, признавайся, иначе слушать перестану.

      И пришлось заверить, что нет, не Зубков убийца.

      Хотя…

      …Увидев знакомую фигуру, Крячко немедленно съязвил:

      – Укрепляем связи с отдельно взятым населением? Или просто так зашел, по пути? – До Мокши, окормляемой Сергеем, было четыре остановки на электричке.

      – Как она, Сережа? – спросил Лев Иванович.

      – Жива, – пробурчал покрасневший участковый, – пока достаточно. Быстро удалось в больницу доставить. Правого глаза нет, лицо посечено, ранения груди и рук. Но руки удалось спасти.

      – Ты у нее выяснял что-нибудь? Или сама поведала?

      Зубков открыл было рот, но сдержался, ответил безукоризненно корректно:

      – Я, Станислав Васильевич, господин полковник, навестил частным порядком пострадавшую женщину, старую знакомую.

      – Ты-то почему?

      – Потому что больше некому. Она сирота, родителям Дениса не до того, да они ее и так не особо жаловали. Теперь отмывают квартиру, вставляют стекла, сказками внучку утешают. Удовлетворяет мое объяснение?

      – Сергей, не заводись, нехорошо, – заметил Гуров, – не забывай: это ты частным порядком, а мы по службе.

      – Прошу прощения. Я ни о чем не спрашивал. Честь имею. – Щелкнув каблуками, Зубков развернулся и ушел.

      – Мало того что темнила, еще и нахал, – заметил Станислав.

      – Он не виноват, он таким родился, – объяснил Гуров, знакомый с обсуждаемым субъектом более тесно.

      Поднялись на этаж, обратились к дежурной по отделению, та, проявив бдительность, все-таки позвала врача, а тот попросил-таки удостоверения. И, придирчиво изучив их, заметил, что при состоянии больной Романовой частые визиты товарищей из органов не особо желательны. Хотя опасности для жизни нет, и все-таки вот только-только ушел товарищ.

      Крячко немедленно поправил:

      – Тот, который ушел только что, визит наносил не от органов, а от себя лично. Так что элемента частоты как раз никакого нет. Раз смогла принять его, цветочки-апельсины, сдюжит и нас.

      – Хорошо, но…

      – Мы ненадолго, – пообещал Гуров, но честно поправился: – Постараемся ненадолго.

      Пострадавшую перевели уже в обычную палату, рассчитанную на шесть мест, но поскольку соседей не было, то получилось одноместное, комфортное размещение. Нина Романова, забинтованная до состояния мумии, занимала койку у окна. На прикроватной тумбочке, заботливо застланной чистой салфеткой, стоял стаканчик с цветком, бутылка воды, лежали на тарелке фрукты.

      Не одинокая, брошенная женщина. Однако все-таки Романова производила такое тягостное впечатление, что даже железобетонный Крячко смягчился, спросил в меру участливо:

      – Доброго дня, Нина, как вы чувствуете себя?

      На свет божий смотрел лишь один – как уже было известно, единственный