Осколки полевых цветов. Микалея Смелтцер

неужто я пропустила праздник любви? – Мама смеется и протягивает руку, чтобы добавить Джорджию в наши объятия. – Разве я могу устоять? – Джорджия ставит сумку и присоединяется к нам. Я морщу нос от запаха антисептика, прилипшего к ее волосам и коже.

      – Иди прими душ, – говорит ей мама, – и начнем готовить ужин.

      Джорджия прищуривается.

      – Это твой способ вежливо намекнуть, что от меня воняет?

      Мама пожимает плечами и усмехается.

      – От тебя пахнет больницей.

      Джорджия вздыхает и наклоняется за сумкой.

      – Что готовите?

      Мы с мамой переглядываемся.

      – Еще не определились, – отвечаю я.

      Джорджия издает тихий смешок.

      – Хорошо, вы тут пока разбирайтесь, а я… постараюсь не вонять, когда вернусь. – Мгновение спустя ее шаги раздаются на лестнице.

      Пока мама готовит кексы для заморозки, чтобы мы могли потом их разморозить, я роюсь в холодильнике в поисках чего-нибудь, из чего можно состряпать ужин. В итоге останавливаюсь на салате и запеченной курице с лимоном. Легкий, непринужденный, безошибочный вариант.

      Когда к нам спускается Джорджия, ее волосы мокрые после душа, на ней хлопчатобумажные шорты и большая дырявая рубашка, которая, как я знаю, принадлежит Майклу.

      – Пахнет потрясающе. Вам помочь? – Она собирает волосы и закрепляет их на затылке резинкой.

      – Можешь поставить чесночный хлеб в духовку, – предлагаю я.

      Мы накрываем на стол и садимся ужинать.

      Иногда, когда я наслаждаюсь мирным времяпрепровождением в компании мамы и сестры, я не могу не думать о том, что прежде таких моментов у нас не было. Мы ходили по острию бритвы, жили в страхе перед очередной вспышкой гнева или чего похуже. Теперь нам больше не нужно об этом беспокоиться, но шрамы остались. Они никуда не денутся. Они врезались слишком глубоко, чтобы исчезнуть полностью.

      По другую сторону мы оказались благодаря простому повороту судьбы.

      Другим в нашей ситуации повезло меньше, и это то, о чем я никогда не забываю.

      Глава восьмая

      Майка прилипает к груди, тело покрыто потом. Несмотря на тень от тента и маленький портативный вентилятор на столе, я изнываю от жары. Вместо работы на игровом стенде Тельма заставила меня делать аквагрим.

      Я? Аквагрим?!

      Я уж не знаю, что пила Тельма, чтобы решить, что для меня это идеальное занятие. Художественной жилки во мне точно нет.

      – Кто я? – Маленькая девочка с недоумением смотрит в ручное зеркальце, которое я ей протягиваю.

      – Я… эм… – Разве это не очевидно? – Бабочка.

      – О! Круто! – Шурша платьишком, она упархивает прочь. Ее мама сует в банку для пожертвований несколько долларовых купюр и мчится за дочкой.

      Я подзываю следующего ребенка, мальчика с копной рыжих волос и веснушчатым носом.

      – Хочу быть львом! – гордо заявляет он и указывает на грудь.

      Я поворачиваюсь к краскам и вздыхаю.

      – Сделаю все, что в моих силах,