Часы. Мэри Со

у меня появились часы. Что, если эти вещи были связаны, я ничем не болел, а старый тюремщик потихоньку высасывал из меня жизнь? Для себя? Поэтому он так настаивал, чтобы я забрал часы с собой…

      Идиотская мысль, от которой я отмахнулся. Нужно было всерьез заняться своим здоровьем – тюрьма меня потрепала, потрепала…

      – Эй! – парнишка слегка толкнул меня в плечо, чтобы я начал его слушать, и я медленно перевел на него взгляд. – Продать не хотите?

      – Так они копейки стоят…

      – Думаете?

      – Кто в здравом уме отдаст мне дорогостоящий антиквариат?

      – Тот, кому и так всего хватает. Или тот, кто не знает, какой ценностью он обладает.

      – Сложно сказать… – я пожал плечами. – Ну так что там с будильником?

      – Не знаю. По ходу его здесь нет. Вот тут, видите, – он, придерживая крышку, повернул в мою сторону усеянный такими же, как и снаружи, завитками циферблат, по кругу которого расположились поблескивающие золотом римские цифры, каждая – в отдельной черной ячейке, – должна быть еще одна стрелка. Ее нет. Минутная – большая, и часовая – поменьше.

      – Я знаю, для чего эти стрелки…

      – Простите, сэр.

      – Давай без «сэр»? Я не настолько взрослый, – с нажимом сказал я и, растянув на губах улыбку, подал ему ладонь. Не знаю, почему меня так раздражало уважительное обращение, но мне хотелось поскорее перестать его слышать. – Марвин.

      – Я Ник, – парень крепко схватил мою руку и теперь энергично тряс ее в воздухе, – Ник Дэйвис.

      Я кивнул. Парень расплылся в улыбке, обнажив слегка кривые, но поразительно белые зубы и, подождав немного, продолжил.

      – Так вот… Смотри… Если я вот так вот поверну, – он поддел ногтем заводную головку и уже начал крутить ее, склонившись над часами, как вдруг дернулся и, вскрикнув, схватился за правый глаз.

      – Что? – от неожиданности я подпрыгнул в кресле и вцепился в подлокотники. Когда подросток рядом с тобой сопит и дергается, обычно ни к чему хорошему это не приводит.

      – Черт, как больно! – простонал Ник, жмурясь как от палящего солнца.

      – Может, ресничка? – осторожно спросил я, пододвигаясь ближе. – Дай посмотрю…

      – Как лазером, Господи, – парень продолжал корчиться от боли, раскачиваясь на сидении.

      Мне как человеку с острой эмпатией стало страшно. Вдруг он уберет руку, а с глазом что-то произошло?

      Я быстро откинул пластмассовый столик на спинке переднего кресла и, забрав из рук Ника часы, швырнул их туда. Они гармонично смотрелись рядом с наклейкой Пикачу, облепленной разноцветными жвачками. Я бы предпочел сто лет всматриваться в эти разноцветные шарики со следами чьих-то зубов, чем обернуться к соседу, но это было бы чересчур эгоистично. Я, взрослый, просто не имел морального права игнорировать его. Несмотря на свою фобию по отношению к травмам глаз.

      Собравшись с силами, я сказал еще раз, как можно тверже:

      – Дай посмотрю!

      – Черт, как больно, – повторял скороговоркой Ник, все еще зажимая правую часть лица ладонью. – Черт, как больно!

      – Да