Жидкая жизнь сублейтенанта Замфира. Сергей Валерьевич Мельников

едва дотащил неподъёмную корзину до синего вагона. В первом же купе он увидел поручика. Сабуров в расстёгнутом кителе задумчиво смотрел на дом стрелочника. Рядом на столе горела керосиновая лампа, снаружи совсем стемнело, и отражение в стекле было таким чётким, что Василе показалось, будто ещё один Сабуров заглядывает в окно. Замфир поставил ношу на кожаный диван и сел рядом.

      – А где же ваш друг? – спросил он, вытирая лицо платком.

      – Какой друг? – Повернулся к нему поручик. Он заметил корзину с горой снеди и с восхищением вытаращил глаза. – Вот это да, брат-лейтенант, да ваша щедрость не знает границ!

      – Должен признаться, это всё госпожа Амалия, и деньги эта добрейшая женщина у меня не взяла.

      Василе вытянул бутылку ракии.

      – Вот, поручик, не желаете ли попробовать? Но должен предупредить: норов у этого зелья коварный.

      – Всему своё время, лейтенант, всему своё время. – Поручик открыл портфель и вытащил из него бутылку с большим колоколом на этикетке.

      – Вот, прошу любить и жаловать: господин Шустов собственной персоной. И, лейтенант, хочу заметить, что у него есть брат-близнец! – И он высунул из портфеля горлышко второй бутылки.

      – Так это… – Замфир удивлённо воззрился на Сабурова.

      – Коньяк, – кивнул тот. – Лучший! Даже французы признали. И, если хотите знать, сам государь император таким не брезгует. Давайте, лейтенант, раскладывайте припасы. Выпьем за знакомство.

      – Я, признаться, на самом деле думал, что вы говорите про своего друга.

      – О нет, мы не друзья. Я, если честно, предпочитаю хорошую водку, замороженную до тягучести, да под молочного поросёнка и маринованные опятки… М-м-м. Но мои друзья в Качинской авиашколе решили, что коньяк больше приличествует новоиспечённому поручику, так что водочки мы с вами выпьем в следующий раз.

      Поручик налил полные рюмки коньяку, они чокнулись, Замфир пригубил маслянистый напиток и покатал его по языку, а Сабуров опрокинул рюмку целиком и зажевал плачинтой.

      – Славные пирожки! – сказал он, тряся ей в воздухе.

      Василе сидел напротив, сдвинув колени, прямой, как спинка его потёртого кожаного дивана. Он цедил коньяк по капле, сжатый и напряжённый, как в приёмной начальника интендантской службы, И пахло в купе похоже: кожей, пылью и столярным лаком. Ему не хотелось здесь быть, он не желал приятельствовать с Сабуровым. Замфир просто увёл его от окон Виорики. Осталось дождаться, пока русский захмелеет, и откланяться. О том, как напиваются эти дикари, Василе был премного наслышан.

      Сабуров поднял бутылку и с осуждением посмотрел на Замфира.

      – Лейтенант! Это коньяк, не духи – его пить надо, а не нюхать!

      – Я, поручик, признаюсь: не большой поклонник возлияний.

      Сабуров посмотрел на него, как на диковинную зверушку из зоосада и налил себе. Потом встал, поднял рюмку на уровень глаз и торжественно произнёс:

      – За Его Величество Фердинанда, Божией милостию короля Румынии! За его мудрость, отвагу и решительность!

      Замфир