Как говорила Нелли. Юлиана Руслановна Гиндуллина

веками, стрижкой под мальчика. Бессонова увидела прокол в носу, губе и ощутила привкус холодного железа. Глаза были почти черные и бездонные, как озеро в темную ночь.

      Коматозный сон исказил реальность. В скромной и напуганной половине себя девушка была уверена на девяносто девять процентов. Но один оставшийся процент мешал сосредоточиться на основной личности, выдумывая дерзкие воспоминания.

      Она обязательно расспросит подруг, обязательно. Ведь у нее были друзья? Да. Были. Слава богу…

      Антон Павлович принес пациентке альбомный лист и попросил что-то нарисовать. Нелли взглянула на грубые пальцы, потерла их между собой, но карандаш не взяла. Умела ли рисовать? Боязно творить при людях. Минуту Нелли смотрела на бумагу, вторую минуту на карандаш. Это точно новый карандаш. Никто его не трогал, серый грифель сверкал острием, а ластик матовой белизной.

      Она так долго разглядывала предметы, что забыла о Деде Морозе. Когда врач шагнул в сторону, Нелли испугалась и сломала карандаш, резко воткнув его в стол. Антон Павлович лишь похвалил буйное воображение и принес еще один карандаш. Нелли выводила линии. Прерывающиеся и неуверенные. Так рисовали дети или люди, пытающиеся рисовать левой рукой. Но Нелли была правшой и использовала рабочую руку. Она еле надавливала на грифель.

      В конце всех художественных попыток родился маленький велосипед. Крошечный, почти в уголке. Нелли сравнила себя с ним. Ведь и она стояла в неприметных уголках, например, когда приходила в библиотеку со Славой Вольной. Скромница выискивала серьезную художественную литературу не потому, что любила ее, а потому, что хотела понравиться библиотекарше. Смотрите, какая она умная и начитанная! Если бы она взяла розовую мелодраму, то не услышала бы этих слов.

      Слава же брала кучу разной литературы и все равно оставалась любимицей не только библиотекарей, но и учителей. И правильно. Она знала почти все. Достойная девочка. И она знала все о Нелли: от комплексов до скрытых талантов.

      – Почему ты нарисовала именно его?

      Ответ Нелли остался пустым.

      – В следующий раз не бойся надавливать, лады, экстремалка? Нужно чуть смелее быть. Твой велик теперь уже ни к черту, но уверен, ты найдешь способ кататься.

      Нелли неуверенно мотнула головой. Она ведь не каталась на велосипедах. Никогда. Тогда почему не Чехов был уверен в ее способностях?

      – Да брось, что за категоричность-то!

      Нелли показала на велосипед и написала на бумаге: «Я упала с обрыва на нем?»

      Антон Павлович несмело кивнул. Он еще не уходил и смотрел на нее в поисках ответной реакции. Нелли легла на кровать и отвернулась к стене. К бирюзовой, скучной стене. Вот бы и ее разрисовать. «Хм, но я ведь не хочу этого».

      Дед Мороз каждый день подбадривал пациентку и учил шагать. Слабость и недоумение постепенно исчезали, стирались мутные барьеры, из-за которых снимок реальности выходил плохого качества. Медсестры помогали одеваться, а однажды Нелли попросила одну из них оценить ее рисунок. Бессонова взяла ее за руку и показала