Нью-Йорк. Эдвард Резерфорд

по-твоему.

      – Потому что так и есть.

      – Значит, не хочешь остаться?

      – Московитский князь и то не видит беды, – беспечно ответил он. Так за глаза называли Стайвесанта жители Нового Амстердама, которых часто возмущали его диктаторские замашки.

      – Не называй губернатора этим дурацким прозвищем! – гневно воскликнула она.

      – Как угодно, – пожал он плечами. – Тогда Колченогий.

      Если на то пошло, Стайвесанта мало кто жаловал среди торговцев, включая богатых подруг жены и даже Вест-Индскую компанию. Ван Дейк полагал, что некоторым и вовсе безразлично, какой стране принадлежит колония, – лишь бы не мешали торговле. Его немного забавлял тот факт, что подруги жены придерживались скорее его, а не ее точки зрения.

      – Он стоит десяти таких, как ты! – крикнула она, придя в бешенство.

      – Боже мой! – расхохотался он. – Никак ты влюбилась!

      Он переборщил. Маргарета взорвалась:

      – И это все, на что ты способен? Не суди по себе! Твои походы к индейцам… – Она произнесла это с горьким презрением, не оставляя сомнения в смысле сказанного. – Обернись за три недели, если рассчитываешь на мои деньги! – Выкрикнув эту угрозу, она поднялась. Глаза сверкали от ярости.

      – Я вернусь, когда покончу с делами, – ответил ван Дейк с ледяным спокойствием.

      Но Маргарета уже вылетела из комнаты.

      Он выехал из дому на рассвете, так больше и не увидев ее.

      Стояло прекрасное летнее утро. Широкая, обшитая внакрой лодка с четырьмя гребцами плыла на север. Правда, на этот раз ван Дейк отправился в путь не по большой реке Гудзон, а предпочел Ист-Ривер с другой стороны Манхэттена. Посреди лодки громоздилась кипа плотного и прочного голландского сукна, которое называлось даффл. Этот законный груз мог обмануть любое недремлющее око.

      Картина была безмятежной. Немного позже они миновали пологий и вытянутый участок суши посередине реки и повернули направо к маленькой пристани, где их ждала группа мужчин с фургоном, нагруженным бочонками. Это был груз настоящий.

      На погрузку бочонков ушло время. Бригадир, тучный фермер-голландец, осведомился, не угодно ли проверить товар.

      – Такой же, как всегда? – спросил ван Дейк.

      – В точности.

      – Я тебе верю.

      Они давно работали сообща.

      Бочонки были наполнены бренди. Индейцам его вечно не хватало. Продавать индейцам бренди было, строго говоря, запрещено. «Но преступление уже не такое тяжкое, – простодушно сообщил бригадир. – Я разбавил его водой». Долил немного, индейцам и не почувствовать разницы, но достаточно, чтобы увеличить прибыль ван Дейка на десять процентов. Когда погрузка закончилась, лодка отчалила и вернулась на середину реки.

      Процедура осложнялась лишь тем, что грузить приходилось на Ист-Ривер. Если не возвращаться к Новому Амстердаму, плыть приходилось вдоль восточного берега Манхэттена и уже дальше выходить к великой Северной реке, а это было чревато опасностями.

      В