Пепел Нетесаного трона. На руинах империи. Брайан Стейвли

он-то был не вуо-тон.

      – Я вырос в дельте, – сказал Рук, – но предпочел жить здесь, в городе.

      Вопила в явном замешательстве покосился на Лупилу. Вуо-тоны никогда не покидали дельту. Дарованная страна вросла в их плоть наравне с почитанием Трех.

      Но Лупила только сплюнул:

      – Ясное дело! Подобрался поближе. Затаился. Чтобы жечь наши дома, пока мы спим.

      Слухи большей частью приписывали нападение аннурцам, но люди были не в настроении разбираться. Вуо-тон или Аннур – кто-то дерзнул напасть, а под руку попался Рук.

      Лупила снова сплюнул, прямо в лицо Руку, и врезал ему кулаком под дых.

      Рук чуть не задохнулся от боли. Втянув наконец в себя воздух, сделав пару вздохов, он открыл глаза и заставил себя взглянуть на ударившего его сукина сына – взглянуть по-настоящему.

      «Прошу, богиня, помоги мне увидеть в чудовище человека».

      Это были плотогоны – судя по орудиям, которые они отложили в сторону перед избиением: крюки, шесты, пару здоровенных клещей. Работа у них во всякое время опасная, а при затяжных дождях особенно. Домбанг строили из бревен, срубленных выше по течению и сплавленных вниз по реке Ширван. Без дерева не стало бы ни лодок, ни зданий, ни мостов – не стало бы самого города. А потому плотовщики и в дождливый сезон не прекращали работы. При каждом сплаве кто-нибудь погибал, задавленный между бревнами или затянутый под плоты. Иногда тела выносило в город. Чаще они пропадали бесследно, пожранные миллионами зубастых обитателей дельты.

      Рук всматривался в лицо Лупилы, проникая взглядом за ярость и жажду насилия.

      Даже в этот ранний час от него тянуло квеем – от всех них тянуло. Видно, пили всю ночь.

      И тут наконец, словно по мановению незримого пальца богини, у Рука открылись глаза.

      – Я, – сказал он, – сожалею о гибели ваших друзей.

      Верность его догадки подтвердил прищур Лупилы, и сжавшиеся пальцы Молчуна, и еще то, как Вопила, клонившийся все это время к самому лицу Рука, так что тот чуял квей и сладкий тростник в его дыхании, отпрянул вдруг, как от удара.

      «Понимание открывает врата любви», – гласила четвертая заповедь Учения Эйры; Рук начал понимать их гнев.

      – Что ты знаешь про наших друзей? – помолчав, сердито спросил Лупила.

      – Ничего, – ответил Рук.

      Каждое слово давалось ему с болью, но лучше боль, чем другое.

      «Любовь чурается легких путей, – напомнил он себе. – Она шагает по лезвиям кинжалов, ступает по углям. Ее сила в смирении».

      Ему долго пришлось учиться смирению. Иногда, как сейчас, он боялся, что так и не выучился.

      – Я ничего о них не знаю, – сказал он, отстраняя лишние мысли, – кроме того, что они были солдатами и погибли, отстаивая Пурпурные бани, защищая Домбанг. Город в долгу перед ними. Мы все перед ними в долгу.

      Всего на миг ему открылось, каким видели мир эти люди. Купцы и жрецы, корабельщики и портные жили под защитой бревенчатых стен, в то время как плотогоны,