Полное собрание сочинений. Юлий Гарбузов

которые проявляли особый интерес к достижениям Калинича.

      Калинич пугался одной только мысли о том, что злоумышленники рано или поздно все же завладеют секретом его открытия, и воображал, к каким ужасающим последствиям приведет его попадание в недобрые руки. Груз ответственности за будущее все сильнее давил Калинича, и он продумывал всевозможные способы надежно спрятать все материалы, касающиеся открытия, и тут же видел, каким образом можно до них добраться. Он мучился оттого, что не мог придумать никакого хотя бы мало-мальски надежного способа их уберечь. Эти страхи неотступно преследовали Калинича повсюду днем и ночью, мешая как следует сосредоточиться на творчестве.

      – Да не мучайся ты, Леня, – успокаивала его Аня. – Пойми, любое государство, даже самое мощное, как ни старается, все равно через определенное время теряет контроль над любым секретом. Лучше давай сконцентрируемся на скорейшем завершении нашей программы-минимум, чтобы потом обстоятельно заняться программой-максимум.

      – Оттого, что даже при несравненно больших возможностях люди не в силах долго хранить секреты, мне, Анюта, никак не легче. Кроме того, я не люблю и не умею спешить. Все же как хорошо мне жилось, когда у меня за душой не было ни открытий, ни денег, ни проблем с секретами! Лишь теперь я понимаю, что значит «Qui terre a guerre a», – с горечью отвечал Калинич.

      – Леня, не ной! Qui ne risque rien ne gagne rien! Надо было раньше думать, во что ввязываешься. Теперь уж поздно. A chose faite pas de remede! – возражала оптимистичная Аня.

      XXXVI

      Когда Калинич проснулся, цифровые часы, стоящие на полочке рядом с букетом полевых цветов, показывали десять минут шестого. У его плеча, разметав по подушке тяжелые волосы, сладко посапывала Аня. Тихо, чтобы ненароком не потревожить ее сон, Калинич взял в одну руку шлепанцы, в другую – свежевыстиранный спортивный костюм и, крадучись, босиком вышел из спальни. Неслышно затворив за собой дверь, он прошел в большую комнату и приступил к зарядке. Как было здорово раньше, когда в это время и по радио, и по телевидению передавали уроки утренней гимнастики! Сейчас он бы спокойно выполнял команды преподавателя, не ломая голову над тем, что делать дальше и когда закончить. И почему их перестали передавать? Неужели кому-то лучше оттого, что вместо гимнастики стали крутить выступления каких-то вокальных групп с такими идиотскими названиями, как «Чердак поехал», «Стой – стрелять буду!», «Мракобесы» и им подобные? От их ритмичных подергиваний и выкручиваний, от световых эффектов и грюкания ударных инструментов у Калинича обычно начинало рябить в глазах и перехватывало дыхание. «Старею, видимо», – думал Калинич и выключал ненавистную ему музыку, которую он и к музыке-то причислял весьма условно.

      После гимнастики и утреннего душа Калинич решил до завтрака немного поработать в гараже. Он знал, что по воскресным дням Аня любит поспать лишний часок, и старался, как мог, создать ей все условия для этого.

      Во дворе не было ни души. Только чей-то