Козленок в молоке. Юрий Поляков

Никто даже не заметил. И только критик Закусонский, встретив меня в ЦДЛ и радостно боднув головой в плечо, поздравил с выходом сборника, но заломил за рецензию такую несусветную цену, что я, потратившись перед этим на ремонт, вынужден был отказаться.

      Еще вдруг позвонил Костожогов. Я как раз лежал под одеялом и с нетерпением ждал, когда Анка выйдет из ванной.

      – Поздравляю! – сказал Костожогов.

      – Вам понравилось? – встрепенулся я.

      – Вы – человек способный. Я вам уже это говорил. Но ведь первая книга – это всего лишь повод подумать, стоит ли писать дальше.

      – Спасибо, я подумаю…

      В это время из ванной вышла Анка. Она всегда превращала свой выход в маленькое эротическое представление, а в тот день изображала как будто бы японку и, плотно обернувшись большим полотенцем, шла ко мне, по-восточному семеня ножками. На середине комнаты тяжелое махровое «кимоно» вдруг распалось и обрушилось на пол…

      – Нет, в самом деле, в книге есть несколько вполне профессиональных стихотворений, – продолжал Костожогов, – но профессионализм в литературе – то же самое, что хорошее пищеварение. Весь вопрос – для чего! Помните, я говорил вам о трех путях? Похоже, вы об этом даже не думали. О выборе вы еще и не размышляли…

      – Простите, что вы сказали? – переспросил я.

      Анка уже забралась под одеяло и отвлекала меня от разговора самым изощренным образом.

      – Вы заняты? – смутился Костожогов.

      – Чуть-чуть, – ответил я, изнывая. – Я вам перезвоню…

      – Мне некуда перезванивать. Лучше приезжайте ко мне как-нибудь в Цаплино. Поговорим. Почитаете стихи моим ученикам. Дети – замечательные критики! Адрес вы мой не потеряли?

      – Нет, – соврал я.

      – Приезжайте! Буду ждать.

      И Костожогов повесил трубку. А Анка вдруг выбралась из-под одеяла и стала молча одеваться.

      – Ты куда?

      – Надоело, – ответила она.

      Но я ее умолил – и Анка осталась. Окончательно мы поссорились месяца через два.

      Больше по поводу книжки мне никто не звонил, хотя телефон не умолкал: мои благодетели, оставшись без квартиры, требовали, убеждали, даже угрожали… Они просили меня принести стихи, уверяя, будто без них взыскательный советский читатель просто не находит себе места, а литературный процесс неумолимо оскудевает, но я вежливо отнекивался, ссылаясь на глубокий творческий кризис и на не очень удачные попытки перейти со стихов на прозу. Причины были уважительные, и несколько дней мой телефон молчал. Но потом на меня вышел заведующий отделом прозы толстого журнала и решительно объявил, что не успокоится, пока не получит от меня повесть или в крайнем случае рассказ! Тогда я позвонил на АТС и попросил отключить на время мой телефон.

      – Не положено! – ответили мне. – Вот если б вы не оплатили межгород – тогда другое дело.

      – Девушка, я вас прошу!

      – И не просите!

      – А вам