Мы не твои. Элен Блио

за две недели есть надежда, конечно, не встать на ноги, не прозреть, но хотя бы узнать какие у меня шансы.

      Есть надежда. И Надежда. И я должен выбирать.

      Я ведь на самом деле смогу узнать, что я предложу моему Воробушку? Жизнь с инвалидом, или жизнь с нормальным мужчиной, который не будет обузой, а наоборот, сможет заработать на эту жизнь, сможет обеспечить ей все.

      Ясно, что обузой в финансовом плане я в любом случае не буду.

      У меня есть часть наследства отца. Доля в его бизнесе. И квартира, которую родители подарили мне на совершеннолетие. И счет в банке.

      И Тамерлан, знаю, никогда меня не бросит.

      Да, я не нищеброд. Я даже слепой, в кресле смогу содержать и ее и малыша, но…

      Хочется по-другому. Хочется, чтобы она жила полноценной жизнью.

      Конечно, тут тоже есть вариант.

      Даже если я останусь таким беспомощным навсегда, что вполне может оказаться реальностью, я ведь могу… Я могу сделать Надю своей женой только на бумаге? Просто сделать так, чтобы ни она, ни наш ребенок ни в чем не нуждались? Дать свое имя, обеспечить? И дать полную свободу ей, как женщине?

      Почему только от мысли об этом у меня сжимается все внутри. Где-то там. Глубоко. Под ребрами.

      Там что-то бьется, как в клетке. И болит. Ноет. Наверное… сердце?

      – Так что ты скажешь, Ильяс?

      Что я должен сказать? Ах, да… Германия. Обследование. Возможность вернуться к нормальной жизни.

      – Точно на две недели? А если она приедет раньше?

      – Я поговорю с ней. Она, конечно, тебя, дурака, помучает немного. А потом простит.

      – Простит, думаете, – слышу, что он встал, шелест одежды, шаги. – А если…

      – А если не простит, значит будешь делать все, чтобы простила. Уж не мне тебя учить. Хотя… поучил бы. Розгами! Хорошенько! Она ребенка от тебя ждет! А ты…

      – Я не знал.

      – Мужчина, если он настоящий мужчина, никогда не должен говорить женщине таких слов. Понял? Заруби себе на носу! Не хочешь детей – предохраняйся! Или… или не занимайся этим с женщинами, от которых тебе дети не нужны.

      – Мне нужны… Очень.

      – Вижу. Ладно. – слышу какой-то скрип. Представляю его лицо – я ведь его хорошо помню, лицо – крупный нос, полные щеки, губы, легко растягивающиеся в улыбку. Интересно, какое сейчас выражение на этом лице? – Я свяжусь с клиникой в Мюнхене, будь готов вылететь в ближайшее время.

      – А если Надя…

      – Если бы да кабы! Если Надя позвонит, или напишет, как-то свяжется со мной, я постараюсь сделать так, чтобы она поняла, что вам надо еще раз поговорить.

      – Спасибо вам.

      – Простым «спасибо» тут не отделаешься. Поступишь по-мужски – вот это будет нормальное спасибо.

      Поступлю!

      Я очень хочу, наконец, поступить по-мужски…Потому что… дико стыдно, просто до отвращения к самому себе. Да, я давно сам себе отвратителен.

      И воспоминания…

      «Когда слабых обижают – это всегда мужское дело» – так сказал этот пожилой таксист, когда спасал Светлячка в день свадьбы Тамерлана.

      Он спас, а я…

      С тех пор кислота выжигает душу.

      А