Рассеивая сумрак. Бессонная война. Сэм Альфсен

Жери отказалась от своего имени лишь по той причине, что знала… Её руки всё равно будут связаны, – замотал головой Гирру.

      – Получается, своё имя и судьбу… можно передать кому-то другому? – неуверенно переспросил Нуска, нахмурившись. Но ответа так и не получил, потому что Гирру вдруг вскочил и заметался по комнате: он топтал собственные документы и безумными глазами смотрел по сторонам.

      – Я не заслужил, Нуска. Не заслужил ни это звание, ни этот дворец… – Он махнул руками, обводя свои запущенные и грязные покои. – Нуска, я не заслужил этого! Почему моя сестра… Почему Жери должна была страдать, когда я жил все эти годы, ни о чём не заботясь?! Лишь потому, что я мужчина… Поэтому я не должен был проходить через то, через что прошла она?!

      Гирру не кричал, но голос его срывался после каждой фразы. Нуска почувствовал нездоровое дуновение дэ – кажется, именно сейчас энергия ударила арценту в голову, желая похитить последние крупицы его рассудка.

      – Гирру, подожди… – предостерёг Нуска, вскакивая с места.

      Он уже хотел воспользоваться помощью времени и быстро очистить разум Гирру, но тот первым сократил дистанцию и… крепко обнял Нуску за плечи. Лекарь растерялся настолько, что просто застыл, чувствуя частое биение чужого сердца.

      – Скажи мне, Нуска, заслужил ли я прощение? Можешь ли ты… Хотя бы ты простить меня? Я не желал рождаться мужчиной и не желаю им быть… Как можно закрыть глаза на то, что я сотворил, как можно мне продолжать жить, есть, спать и радоваться, когда моя сестра и все Герье мертвы по моей вине?!

      Нуска стоял и смотрел, как сурии утыкается в плечо и, как малое дитя, рыдает, хватаясь за его одежду. Возможно, кто-то другой даже почувствовал бы отвращение или его захлестнуло бы чувство собственного превосходства, но… Нуске тоже нестерпимо хотелось завыть. Сказать, что этот мир несправедлив. Подтвердить, что с самого начала эта жизнь была нечестна с ними.

      Лекарь медленно опустил руки на спину Гирру, сдерживая бьющую его дрожь. А затем заговорил:

      – Гирру, послушай. Тебе не за что просить прощения. Из-за того, что жизнь оказалась несправедлива к тебе, из-за того, что люди, которые были возле тебя, оказались самыми настоящими ублюдками… ты не должен ненавидеть себя. Ты не должен винить себя. – Нуска обнимал всё крепче и крепче. Даже слёзы арцента были горячими и сейчас невыносимо жгли промокшее насквозь плечо. Но Нуска терпеливо ждал, пока Гирру придёт в себя. – Твои помыслы, желания и мечты изначально были чисты. Да, ты истребил практически всех Герье, но и они совершили столько ужасного, что их невозможно было простить.

      Гирру молчал. Нуска понимал, насколько ему сейчас тяжело: наверняка этот аристократ ни разу в жизни не позволял себе плакать или даже жаловаться, пенять на судьбу или попросту быть слабым. И теперь, когда этот взрослый мужчина в отчаянии цеплялся за него, лекарю хотелось помочь хоть чем-то.

      На всякий случай лекарь всё-таки прикоснулся к волосам Гирру, провёл пальцами по лбу, очищая его голову от воздействия дэ.

      Нужно