Дети Богов и Воинов. Шона Лоулес

родного ро с копьем в боку, навеки закрыв глаза. Об этом я никогда не рассказывала сестре. А возможно, стоило бы. Прозрела бы она, узнав, что Колума убили? Я сомневалась, что даже это переубедило бы ее. Она прожила на этом острове не меньше меня. Каждый уголок Ирландии осквернила война. В мире смертных царят насилие, смута и ненависть, а сестра наотрез отказывается это признать.

      – Роунат, мы обе присутствовали на Совете, когда принималось Новое соглашение. – Поднявшись на ноги, я смахнула грязь с подола платья. – Ты прекрасно знаешь, почему понадобились эти законы.

      – Совет ошибся, – нахмурилась Роунат.

      – У Совета не оставалось иного выбора. Живя бок о бок со смертными, мы слишком полюбили их – настолько, что участвовали в их войнах и убивали собственных сородичей. Томас был прав. Если бы мы не покинули их, нашему роду давным-давно пришел бы конец.

      Роунат погладила подбородок:

      – Но ведь и в наших венах течет кровь смертных. Они – наши сородичи. Зачем же отказывать себе в их любви? Твоя дочь…

      – Не впутывай сюда Ифу. – Мои слова прозвучали так резко, что улыбка Роунат пропала.

      – Прости. – Она обняла меня. – Давай не будем ссориться.

      Когда я прижалась к сестре, меня охватило невероятное желание разрыдаться, но я не хотела, чтобы она снова увидела меня в слезах.

      – Пойдем, – сказала Роунат чуть погодя. – Нужно добраться до крепости. Тебе нельзя опаздывать на собрание, а Томас должен узнать, что здесь случилось.

      – Может, тебе не стоит туда ехать?

      Догадавшись, что я имела в виду на самом деле, сестра вывернулась из объятий и поцеловала меня в щеку.

      – Я не могу просто сбежать и притвориться, что моего ребенка не существует.

      – Но ведь рассказывать остальным не обязательно. Спрячься где-нибудь, а потом отдай ребенка в хорошую семью.

      Роунат со вздохом взяла меня за руку. Я слишком хорошо знала сестру, чтобы пытаться ее переубедить. Мы молча направились к Энне, ждавшей неподалеку от церкви. Мы шли мимо убитых монахинь, и по щекам Роунат текли слезы. В воздухе стоял запах крови и горелой плоти, а на лицах несчастных навеки застыли страх и отчаяние. Сестра подошла к каждой, как могла прикрыла тела и прошептала слова прощания.

      – Мне так жаль, Роунат, – произнесла я, помогая ей накинуть плащ на одну из женщин.

      Она смахнула слезы рукой:

      – Никто не заслуживает такой смерти.

      Я кивнула и молча наблюдала, как она оказывает почести оставшимся. Почему сестра защищает смертных даже после такого? Как у нее поворачивался язык даже разговаривать с Эгилем, не говоря уже о том, чтобы с ним спать? Все признают, что смертные мужчины – настоящие животные. Из-за этих мыслей я вспомнила об Ифе, и слезы, с таким трудом сдерживаемые раньше, наконец полились ручьем.

      К тому моменту, как Роунат закончила прощаться с монахинями, я сумела взять себя в руки. Я чувствовала, что у меня опухли веки, но сестра слишком погрузилась в свои мысли и ничего не заметила. Забравшись на Энну, мы молча пустились в путь.

      Роунат все молчала.