Записки афинского курьера. Валида Будакиду

взвизгиваю и отскакиваю. Бог ты мой, это формула лени – Рита впервые пришла осчастливить нас своим присутствием и впервые за все мое пребывание в доме выползла из своего убежища.

      – Ритка, глазам не верю, неужели в самом деле ты пришла, О Боже мой! Ритка, я тебя впервые вижу в полный рост! Для такого аристократического образа жизни ты весьма изящная особа! Как тебе это удается?

      Собачка робко замотала хвостиком и нежно лизнула меня за пятку.

      – Рита, Рита проснулась! – продолжала бесноваться я, прыгая по балкону и показывая собаке «рожи».

      Болонка как-то неловко, хрипло тявкнула, не видя от меня возражений, она вдруг залилась неумелым, надрывным от долгого молчания лаем. Она радостно заметалась по балкону, спугнув с соседних решеток голубей, визжа и обнюхивая все крошечки голубиных остатков.

      С этого дня, как только за хозяйкой закрывалась дверь, Рита выскакивала из своей тряпичной конуры, и начинались нескончаемые оргии. Она, как бешеная, носилась по квартире, визжала, лаяла, пыталась залезть в мои туфли, прыгала по диванам, грызла Наташины колготки, в изобилии рассыпанные по полу ее комнаты.

      Но, как только часы приближались к трем, все игры постепенно прекращались. Рита носилась все медленнее. Ее заливистый лай переходил в хриплое потявкивание. И вот, как только я входила в уличной одежде, Рита снова возвращалась в свой угол на кухне, ложилась в ту же позу глубокого безразличия ко всему происходящему вокруг. Глаза ее тухли. И опять из окошечка свешиваются только две пушистые лапки и грустная головка маленького сфинкса.

      – Кирия, – однажды обратилась я к хозяйке, – зачем вы держите этого никудышного заморыша? Она же никакая. Не играет, не лает, вы ее никуда не выводите. Только жрет и спит. Какой с нее толк, убытки одни. – Конечно же, я лукавила. Мне хотелось что-то услышать в ответ. Что, я и сама не знала. Может хотела убедиться в том, что мне и только мне Рита открыла свое истинное лицо?

      – А что с ней прикажешь делать? – хозяйка была крайне удивлена, что кто-то интересуется ее домашней утварью. Рита была такой же неотъемлемой частью квартиры, как колонны, портреты А. Висси, стол, табуретки. Она была утварью Рита.

      – Не знаю, что делать! Мы за нее такие деньги в свое время заплатили. Однажды в цирке моей Наташе понравилась выступающая на манеже собачка, и она захотела ее иметь. Я за нее, – тут она понижает голос и оглядывается на дверь, – я за нее, за эту заразу 200000 драхм заплатила (около 700—800 евро, с поправкой на инфляцию около 1000 евро). Теперь вот она валяется здесь на нашей кухне, как кусок дерьма. Что с ней делать – ума не приложу. Продать некому, а подарить жалко. Выгуливай ее, корми, убирай за ней.

      Я хотела сказать, что, слава Богу, никто из семьи не утруждает себя ни одной из вышеперечисленных обязанностей, но… как перечить хозяйке? Моего мнения никто и не спрашивал. Мало того, я не сомневалась в ее уверенности о его полнейшем отсутствии.

      – Русская,